– То есть ты, мелкий паршивец, сделал этакое КГБ в миниатюре, да еще заставил людей на самих себя в него стучать? – удивился Егорыч.
– Ну если вам так легче понять, то да. Только я никого не заставляю. Люди сами, сами… потому что удобно… И все данные у меня зашифрованы по алгоритму, который даже я взломать не могу. Каждый раз новый случайный шифр. Поэтому не КГБ, а небольшой личный Зигмунд Фрейд и священник-исповедник в одном лице.
– Это как тебе удобнее, так и называй. Мы все тут, в “Недетском мире”, Зигмунды Фрейды и священники в одном лице Феликса Эдмундовича. И наш священный долг – лечить любимую родину от психических заболеваний. Мозги ей вправлять, родненькой, в нужную сторону. Но это я так, для красного словца, не обращай внимания… В общем, любопытная эта твоя штука. Ты мне ее на ноутбук установи, я поюзаю.
– Николай Егорыч, я установлю, конечно, но зачем вам? Сыворотка правды с детекторами лжи у вас и так имеются. А еще, говорят, в подвалах пытошные с палачами расположены. Вы и без моего поисковика все секреты узнаете, если нужно будет.
– Узнаем. Что нужно и что не нужно узнаем. Эх, Иванушка, не понимаешь ты нашего служения. Я, положим, помочь тебе мало чем могу. А вот насрать могу конкретно. Это же с незапамятных времен основа всего нашего русского бытия. Кто выше сидит, тот и насрать может. А за то, чтобы не насрали, дань платить положено. У меня дань крошечная. Мне просто знать нужно обо всех твоих закидонах. Служба такая. Да не бзди, Ванька, узнаю, пойму, что безопасно это для нашей Родины, – и заколачивай себе бабло на здоровье. Мне, опять-таки, на пенсион подкинешь, если не забудешь. И вообще, чем черт не шутит, может, полезной твоя штука окажется. А что? Вдруг поймет наш безбрежный русский человек про себя что-нибудь ценное? Например, то, что, при всей своей безбрежности, в отсутствие пастухов, его в рамках держащих, жить он не способен. То есть и способен вроде, но рушит все вокруг, в том числе и себя, и государство. Как думаешь, могут люди с помощью твоей штуки такое понять?
– Не знаю. Может, и могут.
– Вот мы и узнаем. Давай скачивай.
Я относился к желаниям Егорыча, как к придури строго чудаковатого дядюшки. Да, случались с ним время от времени приступы служебного рвения, но никогда они ни к чему не приводили. Человеком он был незлобивым, потому и застрял навечно в подполковниках. Угрожать угрожал, а пакостить не пакостил. Даже помогал иногда, подтаскивал мелкие заказы и решал мелкие проблемы. Поэтому я со спокойной душой скачал ему на компьютер сырой еще прототип Sekretex.
С этого момента темп представления у меня в голове значительно ускорился, производственная драма обернулась лихим триллером, и понеслось…
Сочащаяся медом фонарей ночная Москва. Вид из космоса или стратосферы. Масштаб стремительно увеличивается, и вот уже появляются башни Кремля, гостиница “Москва” и Исторический музей. Камера снижается, поворачивает к “Метрополю” и останавливается на Лубянской площади, ровно посередине между зданиями “Детского” и “Недетского” миров. В “Недетском мире” горит всего несколько окошек, к одному из них и устремляется камера. Окно быстро растет и вскоре занимает… нет не экран, а, пожалуй, всего меня. Опять захватывает дух от адреналинового прилива. Холодно. Я вижу, как со звоном колотятся о стекло маленькие снежинки. Одна из этих снежинок я. Страшно. Сейчас разобьюсь, наверное… Но каким-то чудом я просачиваюсь сквозь стекло, а потом через едва приметную щелочку в тяжелых портьерах проникаю в полутемный кабинетик Егорыча. На столе горит тусклая лампа с зеленым абажуром. Она освещает усталого подполковника с покрасневшими глазами, склонившегося над ноутбуком. Пиджак его висит на стуле, рукава белой рубашки неряшливо закатаны. Умаялся, бедняга, за айтишниками шустрыми надзирать. Нет, правда устал, я чувствую это, я как будто сам потягиваюсь и массирую отяжелевшие за день веки. Егорыч уже собирается выключить компьютер и идти домой, но вдруг замечает на мониторе смешной значок иконки