Неожиданно, как по волшебству, в каюте потемнело, как будто кто-то снаружи накинул плотные одеяла на маленькие окошки. Раздался потрясающий громовой удар, в отдалении блеснула молния. Корабль резко качнуло, так, что евнух, замахнувшись балтой для следующего сокрушительного удара, отлетел от каюты в противоположный конец.

Все женщины в каюте хором завизжали и повалились на дощатый пол.

– Скорее, – скомандовала Сетеней, – хватайте тюки и наверх! Живо! Это наш шанс.

Сетеней, схватив Селиму и сунув ей в руки один из плотно скрученных тюков, распахнула двери каюты.

Ни на секунду не растерявшись, пользуясь благословенным моментом неожиданности, Сетеней вырвала с пояса старшего евнуха связку ключей и, преодолев вверх пару ступеней, захлопнула снаружи дверь.

Две девушки-славянки и маленькая француженка, которая вообще не понимала происходящего, а только дико озиралась по сторонам, остались в каюте, не пожелав в открытую встречаться с разгневанной стихией.

Вырвавшись на свободу, Сетеней беглым взглядом сквозь обильную пелену дождя отыскала Вольфа и, крепко сжимая руку сестры, кинулась к нему навстречу.

Насквозь промокший Щербатский, не веря своим глазам, как обезумевший смотрел на Сетеней, неумолимо приближающуюся к нему.

Её чадра, и в минуту намокшие волосы чёрным, тяжёлым палантином развевались за её спиной, глаза гневно сверкали на мрачном унылом фоне бушевавшей стихии. Сетеней была похожа на Богиню Мести, ведущую за собой по пятам младшую Богиню Справедливости.

Щербатский на мгновение залюбовался нереально-дивной картиной, как и все на палубе. Казалось, неумолимое время замерло, даря возможность мужчинам вдоволь восхититься чистой красотой.

Но Сетеней, не тратя драгоценное время, в миг оказавшись рядом с Щербатским, крикнула, преодолевая вой ветра и шум бесноватых волн:

– Протяни мне руки!

Щербатский без раздумий повиновался приказу, и женщина в два проворных движения освободила его от ненавистных оков.

– Где Кизляр?.. – только и успела выкрикнуть Сетеней, прежде чем огромная волна накрыла судно, безжалостно смывая за борт вся и всех, кто не успел удержаться хоть за что-нибудь.

Пронзительный холод окатил Щербатского наступившей волной, пробрав до костей, но он не выпустил из сжатого кулака чадру Сетеней. Притянув её ближе к себе и обхватив, он прижал её к мачте, обмотав её тонкую талию верёвкой.

– Держись, женщина! – почти прорычал Щербатский и кинулся на помощь Селиме, которую волна откинула на другую сторону судна.

Море бушевало и свирепствовало, обрушивая на «Перваз-бахри» всю свою силу и мощь. Шторм настиг судно столь неожиданно, что турки, не успев спустить паруса, лишились брамселей в одно мгновение. Ветер, словно взбесившийся пёс, налетев, разорвал ткань в клочья и теперь, казалось, точно забавляясь обрывками беспомощно метавшейся парусины, продолжал свою кровожадную игру.

Вольфу удалось отыскать Селиму, запутавшуюся в сетях и благодаря этому не вывалившуюся за борт. Освободив девушку от пут, Щербатский перебежками оттащил её безвольное тело к грот-мачте, где до этого оставил Сетеней.

– Что с ней, Мейвели, что с моей сестрой? – испугалась женщина и, прижав Селиму к груди, откинула с её лица мокрые волосы.

– Она наглоталась воды, – выкрикнул Вольф, – переверни её, переверни вниз лицом.

Сетеней наклонила сестру, как сказал Щербатский, сделав пару лёгких ударов по спине девушки, в попытке освободить её легкие от воды.

Как только Селима начала откашливаться и смогла вдохнуть полной грудью глоток воздуха, новый поток волн, словно взбесившиеся химеры, обрушился на несчастных, казалось, с удвоенной силой.