– Макс, на восток или на запад?

– На запад,– для убедительности я махнул в сторону предполагаемого заката. Солнце мы не видели уже второй год, порой его наличие определялось на небе более светлым участком серой непроглядной тьмы.

– Ночуем здесь, с первыми проблесками двинемся в путь, – Герман подал мне руку, страхуя при подъеме на борт.

– Почему нельзя плыть сейчас? – Я не заметил, как подошла Ната, помогая своим сыновьям попасть на борт.

– Звезд не видно, ориентироваться трудно. Это вдоль наших родных берегов можно плавать с закрытыми глазами, а здесь можно сесть на мель или напороться на риф,– Тиландер всегда давал исчерпывающие ответы, когда дело касалось моря или корабля.

– Что там, Макс? – Ната поежилась после очередного холодного порыва ветра. Было примерно три часа дня, но видимость была ограничена десятком метров.

– Там ничего нет, – я притянул к себе жену, дрожащую от холода, – ни людей, ни животных. И такую температуру я не помню в этих краях даже зимой, а ведь у нас только начало осени. Недаром говорят, умная жена счастье для мужа, твоя настойчивость возможно спасла нас от многих бед.

Ната зарделась от похвалы и потянула меня в каюту, приговаривая, что все стынет и мне надо с холода поесть горячего. Проходя по палубе, кинул взгляд – сигнальные фонари остальных судов были видны неплохо, следуя указаниям Тиландера, все корабли заякорились в две шеренги.

Когда я предполагал, что мы высадились в районе границы Марокко и Ливия, то был довольно далек от истины. Мы шли седьмой день на запад, держась в паре километров от африканского побережья. Седьмой день со средней скоростью 7 узлов, а Гибралтар не показывался. Даже по самым скромным подсчетам, за сутки преодолевалась дистанция больше двухсот километров. Получалось, что к берегу мы приставали намного восточнее, в районе Туниса.

Гибралтар показался утром восьмого дня, я еще находился в каюте, когда пришел матрос от Тиландера с этим известием. Закутавшись в шубу, температура продолжала падать, вышел на палубу, где стоял галдеж: обрадованные пассажиры считали, что мы почти у конечной цели путешествия. Все эти дни в каюте, изучал книги из библиотеки Дойчей, большинство из которых было датировано 1930-1940гг нашей эры. Пристальное внимание уделял береговой линии Африки, местом временного жилище единогласно было выбрано побережье Гвинейского залива.

В моей прежней жизни там располагались государства Либерия, Гана, Того и прочие. Свой выбор мы остановили на Гане, судоходная река Вольта и наличие крупных островов в дельте, явились главным критерием. По моему глубокому убеждению, малый ледниковый период или точнее ледниковые зимы, не могли продлиться больше нескольких лет. Год из этого периода мы прожили, еще год или два, скорее всего температура на планете придет в норму, позволяя вернуться домой.

Я не собирался обосновываться в Африке надолго, помимо большой плотности дикарей, были и другие опасности: дикие звери, ядовитые змеи, мухи це-це и комары, переносящие особо опасные инфекции. Перелопатив кучу книг, ознакомившись с работами европейских исследователей, инженеров, путешественников, пришел к выводу, что Гана самое подходящее для нас место. На картах Африканского побережья, в самой дельте реки Вольта у выхода в океан, располагались острова, пара из которых были довольно крупными. Именно на этих островах я решил обосноваться, мои доводы были поддержаны ближайшим окружением.

Выбор места поселения был продиктован прежде всего вопросами безопасности: дикари не могли до нас добраться вплавь. А если они и имели плавсредства, держать оборону на острове куда проще, при этом не надо строить стены и башни, ограждаясь от остального мира. Но до места, где я наметил основать временное поселение, было больше пяти тысяч километров даже от Гибралтара.