Он по-хозяйски замотал части тела в непромокаемый холщовый мешок.
Сдавил потайной рычаг на стене. Спустился по лестнице. Нащупал плоскую кнопку. Всё открывается. Чудесно. Человек вошёл в маленькую комнату, и… в лицо ему ударил ослепляющий свет другого фонаря. Одновременно послышался щелчок затвора.
– Ни хера не понимаю, – растерянно произнесли по-русски. – Наша форма?!
– Да. Конечно. Вчера этот район в ходе боёв перешёл к советской власти, – ему пришлось переодеться в гимнастёрку старшины РККА, даже медаль из комплекта нацепил, дескать, заслуженный фронтовик, не убогая тыловая крыса. Пятно света заставляло морщиться, луч плясал от ног до головы – смотрящий на него словно не мог поверить тому, что он видит. Так, пистолет в кармане, не за поясом. Выдернуть не успеет. Стало страшно. В мешке-то… если заглянет… да собственно, и тут, в подвале…
– Пошевелишься – убью, – спокойно пообещал незнакомец. – Кто ты такой? Дивизия «Бранденбург»? Власовец? «Хиви»?[17] Будешь молчать – прострелю ногу, разговоришься.
Он закашлялся, пытаясь выиграть время. Гость терпеливо ждал.
– В шкафу три женские головы в банках со спиртом. – Яркость фонаря резала глаза, хозяин щурился и кривил лицо, но опасался прикрыть веки ладонью, это могло быть истолковано, как начало атаки… Голос по ту сторону луча света звучал глухо, безжизненно. – И ещё два разделанных трупа в доме. Думал, не найду твоё хранилище? Да брось. Рычаг же на видном месте. Я в милиции работал, мы тайничков в бывших купеческих особняках навидались, чтобы золото спрятать или любовницу втайне от жены ночью вывести. Одну жертву я узнал – это Настя, медсестра из нашей части. Не будь её, не остался бы тебя ждать. Собираешь коллекцию, верно? А коллекционеры никогда не бросают экспонаты, они за ними возвращаются. Кто две другие женщины? У той, что на кухне, в кармане аусвайс «остарбайтерин»[18] – Алёна Склярченко, из Винницы. Перед тем, как умрёшь, я хочу узнать: зачем ты их убил? Для чего отрезаешь головы? Не стану обманывать – всё равно застрелю, ты плену не подлежишь. Зато умрёшь быстро и без мучений. В противном случае с живого кожу сдеру: мне «языков» приходилось допрашивать. Нож достать, или добром скажешь?
По спине против воли побежали мурашки. Святые ангелы, этот ублюдок не шутит. Коснулся рта. Сделал круг рукой. Помотал головой, скрестил перед губами обе ладони.
– Глухонемой? – догадался незнакомец. – Надо же. Но русский ты понимаешь, верно?
Он кивнул. Да. Русский – довольно неплохо. Ещё чуть – французский. Боже, что же делать?!
Незнакомец подошёл к нему – в одной руке он держал фонарь, в другой автомат ППШ. Здоровый, рослый. С таким ему без оружия не справиться. Да и с оружием сложновато. Правда, он знает один хороший приём. Соберись, тряпка. Есть надежда на эффект неожиданности – от слабака, ничтожного запуганного существа не ждут внезапной прыти.
– Где у тебя лежат документы, сволочь?
Человек скосил глаза на верхний карман.
– Осторожно достань, без резких движений. Я нервный и в плохом настроении.
Он клял себя последними словами. Ведь чувствовал, как есть чувствовал – что-то не в порядке. Зачем вернулся? Легко бы переждал дня три-четыре, район останется глубоко в тылу, а этот больной утомится сидеть в засаде. Язык он разбирает, можно выдать себя за контуженого. Но нет – захотелось срочно забрать трофеи, подержать в руках… Допрыгался. Глупо. Неужели прямо сейчас разом всё и закончится?
Взялся за карман. Плавно вытянул книжку красноармейца. Раскрыл.
– Панюшкин Николай Сергеевич, – прочитал незнакомец. – Гвардии старшина, одиннадцатый противотанковый батальон… А ксива-то у тебя фальшивая, невооружённым глазом видать. Второпях делали. Давай заканчивать этот спектакль. Du verstehst alles, richtig?