Я не могу сказать ей, что она права. Вместо этого я решаю разобраться, выяснить, как она пришла к такому выводу.
— Почему ты так думаешь?
— Я не думаю, Артем. Я знаю это. На площадке ты был совсем не похож на парня, который сейчас здесь со мной. Ты не улыбался, даже когда забивал.
— Да, потому что мы проигрывали, — защищаясь, перебил я.
— Неважно. Ты мог бы подбадривать своих товарищей по команде, но вместо этого, когда ты пошел на скамейку запасных, ты сидел там с опущенной головой, как будто ты был побежден ещё до финальной сирены.
— Ну, конечно, мы проигрывали, я чувствовал себя побежденным.
— Если бы ты любил то, чем занимаешься, ты бы ел, спал, дышал этим. Выигрывая или проигрывая, ты бы болел за любимое дело и за своих товарищей по команде. А не раскисал бы, выглядя так, будто кто-то умер, и что есть тысяча других мест, где ты бы предпочел быть.
Черт, и все это она поняла по одной игре? Она чересчур интуитивна, и мне это не нравится. Этот разговор слишком близок к правде, и я не знаю, буду ли я когда-нибудь готов сказать ей, что спорт никогда не был моей мечтой. Что я втайне ненавижу то, чем занимаюсь.
Я отказываюсь дать ей понять, насколько она права.
— Я люблю свое дело, — эта ложь легко слетает с моего языка, но оставляет после себя горечь. — Игра была отвратительной, я был напряжен и зол. Я понимаю, что ты пытаешься помочь, но не надо думать, что заглянула мне в голову, Катюш. Ты меня плохо знаешь.
Я смотрю на нее и вижу, что она хмурится. Черты ее лица искажаются, когда она видит, что я смотрю на нее, она явно не желает, чтобы я увидел ее истинные эмоции.
— Ты прав. Я тебя не знаю.
Поражение, прозвучавшее в ее голосе, сжимает мою грудь. Я бы предпочел, чтобы она накричала на меня, чем видеть ее побежденной из-за моих слов, но я не могу взять их обратно.
Я не уточняю, что и сам толком не знаю себя, и не говорю, как она права. Я позволяю неловкому молчанию наполнить пространство. Сказав ей правду, я ничего не изменю, а ее жалость мне не нужна. Ну и что, что она увидела то, что другие еще не заметили.
Чувства не имеют значения. То, чего я хочу тоже.
Весь оставшийся путь, никто из нас так ничего и не сказал, и я чувствую себя мудаком за то, что сказал то, что сказал.
Когда Катя тянется на заднее сиденье за своей сумкой, я улыбаюсь ей.
— Спасибо, за приятную компанию, — говорю я.
— Спасибо, что взял меня. Увидимся на нашем занятии во вторник, — быстро произносит она и выскальзывает из машины, закрывая дверь, прежде чем я успеваю сказать что-то еще.
Я смотрю, как она входит в общежитие, и думаю, заметила ли она, что я соврал? Что еще она заметила во мне? Может быть зря я сказал, что она не знает меня, и, может быть, мне тоже пора узнать себя.
24. Глава 24
Екатерина.
У меня было два дня, чтобы тщательно обдумать то, как я чувствовала себя вечером после баскетбольного матча, проанализировать взгляды, поведение Артема и реакцию моего тела на него.
Я также думала о том, что я увидела в нем, он мог отрицать это сколько угодно, но теперь я знаю, что он не любит спорт. По крайней мере, не так, как должен.
По прошествии этого времени я пришла к выводу, что у нас больше общего, чем я думала раньше. Мы оба прячемся. Я прячусь в своей комнате, боясь подпустить кого-нибудь близко, боясь, что мне разобьют сердце, что мне будет больно или, что еще хуже, что я стану такой же, как моя мама.
Артем прячется за маской, притворяясь человеком, влюбленным в спорт, который он втайне ненавидит. Он прячется за образом бабника и шутника. Он прячется у всех на виду, но почему? Почему он боится открыться окружающим? Или он боится признаться себе?