Лейба глотал раскаленный воздух, как вытащенная на берег рыба.

– Как ты меня назвал?

– Недоносок. – Кулак Шепселя опередил кулак старшего брата лишь на долю секунды и успел впечататься в длинный нос с горбинкой. Брызнувшая кровь, как жидкость из раздавленного гнилого томата, сразу охладила Лейбу.

– Больно, дурак. – Он достал грязную тряпку, служившую ему платком, и приложил к носу.

– Прости, братишка, но ты не оставил мне выбора. – Шепсель подошел к котомке и вынул бутылку с водой. – Держи, умойся. Нам нужно быть вместе, неужели ты это еще не понял?

– Я понял только то, что мы здесь ничего не найдем, – вздохнул Лейба, и недобрый огонек в его глазах погас, словно его затушили водой. – Не всем быть Шлиманами. Тебе ли не знать, сколько археологов до него пытались найти эту проклятую Трою… Мы сгнием здесь, но счастье нам не улыбнется.

Шепсель вздохнул, вспомнив слова отца о еврейском счастье, которое переменчиво, как погода, и, чтобы сменить тему разговора, указал брату на могильную мраморную плиту, выкопанную утром:

– Как думаешь, за нее сколько удастся выручить?

– Не больше, чем за предыдущую. – Лейба подошел к куску мрамора и осмотрел его еще раз с видом знатока. – Хватит на еду и оплату жилья.

– И все же побольше, чем за черепки… – Шепсель вдруг осекся и странно посмотрел на брата. Губы его задрожали, глаза заблестели. – Послушай меня, Лейба. Ты видел, что счастливчики гребут за эти плиты большие деньги.

– Счастливчики – это те, кто напал на мраморную жилу и выкапывает их по пять штук в день, – буркнул брат.

Младший Гойдман кивнул. Его тонкие артистические пальцы прошлись по куску мрамора, потрогали древнегреческие надписи.

– Скажи, можно ли отличить этот мрамор от современного? – вдруг спросил он, слегка побледнев.

Лейба пожал плечами:

– По мне, так не очень. Этот выглядит старее.

– Наверное, и кусок современного мрамора можно сделать старее. – Шепсель провел грязной рукой по лицу, оставив серую полосу на потной щеке.

Брат насторожился:

– Зачем ты спрашиваешь?

Младший Гойдман придвинулся к нему и прошептал:

– Раз так, нам ничего не стоит подделать несколько плит.

Туповатый Лейба сразу понял, чем хочет заняться его братишка.

– Ты понимаешь, к чему это может привести? – спросил он.

Шепсель махнул рукой:

– Таки да, понимаю. Ни к чему такому, что позволит полиции посадить нас в тюрьму.

– Где ты возьмешь мрамор, как будешь делать плиты? – не отставал старший брат. – Ты немного изучил древнегреческий, но этого мало, чтобы делать надписи.

Шепсель усмехнулся:

– Дорогой, мы недаром обзавелись многими знакомыми в Очакове. Помнишь, совсем недавно мы пили с Яшей Нахумовичем? Он, правда, стоил мне больше, чем я рассчитывал, – выпил две бутылки водки вместо одной, – но это неважно. Ты помнишь, чем он занимается?

Лейба наморщил большой лоб, на котором тяжелая работа гробокопателя уже оставила свои следы в виде глубоких морщин.

– Он много лет делает памятники для очаковского кладбища.

– И, заметь, лучшие памятники! – Шепсель дернул себя за пыльный рыжеватый тараканий ус. – Ну, скажи, что ему стоит соорудить могильную плиту или обломок колонны, имея в распоряжении куски мрамора? Для него это плевое дело.

Лейба открыл рот и стал похож на недоразвитого мальчишку.

– Ты хочешь сказать, на этом можно заработать?

– Вот в чем вопрос. – Младший брат деловито потер руки. – Ты прав, современный мрамор заметно отличается от старого. Это говорит только о том, что нам нужен еще один специалист. Наверняка есть технологии, которые позволят состарить кусок камня. Ну и, напоследок, мы обзаведемся человеком, знающим древнегреческий. Он и сделает надписи.