Так паршиво Моджеевский себя еще никогда не чувствовал. Она целоваться лезет, а у него не стоит. И все. Хоть ты тресни.

«Пить надо меньше», - промелькнула свежая мысль, но и та упокоилась с миром в ответ на удивительное открытие – а ведь эта дура еще поборется за его оргазм. Сюда попала – счастья выше крыши, и как же шанс такой упустить? Все возвращается на круги своя. Его добиваются, а не он ждет великой милости от холодной, как замороженная рыба, бабы среднего возраста. Теперь расставлено по местам. Он снова богатый дядя возле молоденькой девочки.

Девочка же еще и пыталась разыграть неведение, кто перед ней, правда, к тому времени Роман уже успел снова забыть ее имя. Зато она делала вид, что пытается выучить его, якобы не подозревая, что перед ней самый влиятельных человек города.

Музыка уже не грохотала в ушах, зато ревел двигатель и что-то чирикало в магнитоле у Вадика – кажется, отечественная попса, которую Рома в обычное время не переносил на дух, а сейчас – какая разница. Он продолжал пить в салоне машины, мулатка сидела под боком и щекотала его шею тонкими пальчиками, продолжая ласкать бедра, а Ромка вдруг обнаружил – не приглючилось. Реально мулатка, а не освещение. Это когда его на экзотику успело потянуть?

- Не-е-е! – слышал он собственный хохот. – Ты все-таки давай не филонь. Модже-евский! Моджеевский! Просто же!

- Ма-жи-ев-ский! – хихикала девица.

- Ну глупости какие. Трен-нируйся, кто из нас пьяный?

- Можно буду называть вас просто Ромочка?

Он поморщился. Она сообразила, что перегибает, и попыталась снова.

- Маж-диевский!

- Тебе сколько л-лет?

- Двадцать три.

- Школу закончила? Сколько классов?

- Девять, а потом хореографическое... Какая вообще разница? – надула девица губки, а потом этими самыми губками потянулась к его рту. Они даже целовались, тесно сплетясь на заднем сидении, и все бы хорошо, если бы не кружилась голова. Когда Роман отлепил ее от себя, то продолжил экзекуцию:

- Давай п-пробовать по слогам. Следи, как я говорю: Мод-же-ев-ский! Ну Моджеевский же! Чё сложного?

Она послушно кивнула. И провозгласила:

- Морджеевский!

Получилось звонко, и даже Вадик не удержался – прыснул от смеха, хотя обычно в невозмутимости в любой ситуации отказать ему было нельзя. Хохотал, как ненормальный, и Роман.

- А вы поляк? – вдруг проявила уязвленная мулаточка чудеса догадливости.

- Дед был поляк, - отмахнулся он, а потом обреченно добавил: - Ладно, убедила.

- Ромочка!

- Роман Романыч, - строго поднял Моджеевский вверх палец перед ее лицом. А потом девичий пухлый афроамериканский ротик захватил этот самый палец, и она нежно и мягко провела по нему розовым язычком.

Пошленько так. Незамысловато.

Как вообще попала к нему в машину? Сам приволок или увязалась?

В общем-то, потеряв на время к ней интерес и позволив ей дальше развлекаться, расстегивая пуговицы его рубашки, он продолжил накачиваться алкоголем, уже даже не особенно вникая в то, что льется ему в глотку, – главное, после каждого глотка немного теплеет и чуть меньше болит то, что было холодным и так сильно болело весь последний месяц.

Из авто во двор дачи он почти выползал. Это помнил уже немножко отчетливее, может быть, потому что временной отрезок прошел небольшой между тем положением в салоне – и этим, в обнимку с унитазом. Нет, дошел-то он своими ногами, хотя Вадик и предложил помощь. Но этого путешествия от дверцы машины и до дома хватило, чтобы стало паршиво, и первый раз ему кишки вывернуло возле крыльца.

- Я сейчас... в п-порядок себя приведу... ты жди... – прохрипел он растерявшейся мулатке, рассчитывавшей на бурную ночь в несколько ином значении, чем получалось. И с этими словами скрылся с ее шоколадных глаз в направлении санузла, где его продолжало ломать, пока желудок извергал наружу все, что в него попало с самого утра.