И совершенно неожиданно рикошетом зацепило еще одного длинноухого. Под самый занавес маленького гастрономического праздника пред Танины очи заявилась подружка из брошенного наимоднейшего столичного университета, вычислив ее по геолокации.
Отвертеться от этой пираньи оказалось невозможным, и половину ночи широко известная в узких кругах мажорка Моджеевская была вынуждена проторчать в элитном клубе под грохот музыки и скучные рассказы, тема которых не подлежала идентификации, двух представителей противоположного пола. Она потягивала фреш из смеси самых трендовых и, конечно же, самых свежих фруктов, что наталкивало на мысль о джунглях, расположившихся где-то в соседнем помещении, и лениво рассматривала новых знакомцев, убеждаясь в правильности собственной ориентации. Скучно. Даже если он… как из музея. В данном случае, впрочем, из тренажерки.
В Солнечногорск Таня прикатилась, когда за окном было светло. Режим работы ресторана позволил ей заскочить домой, чтобы переодеться, принять душ и избежать встречи с матерью.
И ровно в 11-45, как и в любой другой день, Татьяна Романовна Моджеевская аккуратно хлопнула дверцей машины и зацокала каблучками к служебному входу.
В это самое время на парковку зарулил на своей черной, как ночь, Ямахе (спасибо декабрю, он по-прежнему позволял не бросать двухколесного друга) еще один из представителей того самого пресловутого пола, с которым у Тани никак не складывалось ввиду того, что эмоциональные связи отказывались возникать. Впрочем, с этим конкретным идиотом эмоций было даже перебор – и все отрицательные.
Он припарковал свой мотоцикл, стащил с головы мотоциклетный шлем, тряхнул так называемой прической (фактически рыжим хвостиком из убранной на выбритый затылок рыжей челки) и смерил ее смеющимся взглядом. Даже рукой ей махнул.
В ответ ему был отправлен приветственный кивок, потому что Таня была вежливой и воспитанной девочкой.
Разве что сегодня менее энергичной, чем обычно. Впрочем, окружающим это было незаметно, если только кому-то не пришла в голову светлая мысль сосчитать выпиваемый ею кофе. Спать все же хотелось. Но назначенное на первую половину дня совещание прошло на высоком идейно-художественном уровне, чему определенно способствовало прямо-таки идеальное поведение шефа. Вполне возможно, что вежливость и воспитанность были, некоторым образом, свойственны и ему.
Именно так размышляла Таня, вспоминая рыжего турецкого зайчика, который улыбался на протяжении всего совещания. В свой обеденный перерыв она устроилась на берегу, прихлебывая очередную пайку кофе, и внимательно наблюдала за тихо шуршащими волнами, через раз подбирающимися к самым кончикам ее ботинок и весело отбегающими обратно. Запах крепкого напитка смешивался сейчас с запахом моря, заставляя глубоко вдыхать декабрьский, но теплый воздух. Ветер шевелил ее волосы, и за этой светлой копной, подхватываемой солнечными потоками, золотящейся и играющей светом, немного поодаль наблюдал Реджеп Четинкая с картонной переноской в руках. На другой стороне набережной на скрипке играл уличный музыкант, и потому звуки музыки привносили волшебства в этот яркий день и в сплошную фантасмагорию его решений. Несколько мгновений Шеф стоял истуканом. А потом заставил себя сбросить наваждение и оценить ситуацию трезво.
Дальнейшие его действия имели исключительно продуманный характер. Сначала он подошел к музыканту, сунул ему купюру, буркнув: «Что-нибудь душевное можешь?» А получив утвердительный ответ, направился к Тане.