- Оставишь ребенка без матери?

- У него отец есть.

И все. В этом самом месте что-то ухнуло вниз внутри нее. Юля перевела дыхание и негромко, придушенным голосом сказала:

- Только ты не забывай, пожалуйста, что сейчас отцом значится Дима. И пока это так, тебе не выгодно меня пришибать. А то совсем без нифига останешься. Как бизнесмен ты должен это понимать.

- Почти все и всегда решается объемом инвестиций, - парировал Моджеевский, - это я тебе как бизнесмен говорю.

- Мне кажется, не там, где касается живых людей с их чувствами.

- Ты все-таки идеалистка…

- Это плохо?

- Это не рационально.

- Я пыталась быть рациональной, закончилось дерьмово. Так что нечего было и начинать.

- Больше не будешь?

- Не буду. В своей шкуре жить легче, чем в ослиной.

- И к Яру больше сама не пойдешь?

- Яр – это его школьная кличка?

- Не знала?

- Нет. Сегодня мне показалось, что я вообще его не знала.

- Но ты опять ушла от ответа, - хмыкнул Богдан.

- Мне работать надо. Думаю, тебе тоже. А что до Димы... мне самой еще нужно переварить то, что было сегодня, прежде чем что-то отвечать.

- То есть ты не исключаешь, что пойдешь к нему снова, - проворчал он. – Прекрасно!

- Жизнь загадочна и непредсказуема! – пропела Юлька в трубку.

- Ну я так и понял.

- Тогда пока?

- Пока, - попрощался Моджеевский.

В трубке стало тихо. Отбросив телефон в сторону, Богдан закинул руки за голову и крутанулся в кресле. Тормознул каблуками брендовых туфель в тот момент, когда оказался лицом к панорамным окнам. Погода была ясной, и вид на маяк, который он искренне считал лучшим достоинством своего кабинета, открывался потрясающий. Только и наслаждаться, если бы не Юлькина строптивость. Впрочем, он по-прежнему ловил кайф от их препирательств. И от воспоминаний об их встречах на маяке. И от предположений, чем она может сейчас заниматься.

И черт его знает, сколько еще он мог так витать в облаках, если бы на пороге кабинета не нарисовалась вечная Алена с расписанием на сегодня и чашкой крепкого кофе.

Рабочий день, наконец-то, вошел в привычную колею.

Ему даже удалось вполне себе продуктивно поработать почти до самого обеда и разгрести пару куч завалов, накопившихся за последние неспокойные дни, в абсолютной уверенности, что ни одного из этих дней он никогда не променял бы ни на какой другой, в котором не было бы его бестолковой и удивительной Юльки.

А ближе к обеду дверь кабинета, сегодня, очевидно, доступная всем желающим, распахнулась путем приведения ее в движение посредством руки Романа Романовича. Алена вряд ли могла этому помешать – да и вообще присутствие отца здесь было не таким уж и частым. Он по-прежнему недолюбливал высоту, и стало быть, сюда, на самый верх, его загнала необходимость срочно увидеть свое чадо.

Роман Романович остановился почти на пороге, не снимая пальто, оперся спиной о косяк, сложил обе руки на груди и добродушно прогромыхал:

- Между прочим, у тебя обед через десять минут.

Чадо оторвало внимательный взгляд от монитора, не менее внимательно воззрилось на предка и незамысловато поинтересовалось:

- И чё?

- И то, что испорченный желудок ближе к моему возрасту даст о себе знать, потому лучше начинать заботиться о нем смолоду.

- Если я правильно понимаю, ты собираешься проследить, чтобы я пообедал, - озвучил догадку Богдан.

- Именно. И заодно разделить с тобой трапезу. Как ты смотришь на то, чтобы сделать это в «Соль Мёньер»? Они к весне меню меняют.

- Ну давай пообедаем, - согласился Моджеевский-младший, пружинисто поднялся из кресла, подхватив со спинки пиджак. – На твоей, на моей?