- Чем это? – поинтересовался Моджеевский.

- Тем, что ты куда меньше лез туда, куда тебя не просят.

- Тогда, может быть, ознакомишь меня с идеальной картиной твоего мира?

Юля снова замолчала. На этот раз надолго. Смотрела на окно. В нем расцвечивало цветными солнечными зайчиками помещение старое витражное стекло, которое, наверное, не могло ответить ни на один вопрос, но наверняка и было той самой идеальной картинкой ее мира.

А перед ее носом, на столе – так и не отснятые украшения, привезенные из Парижа. Зеркальце. Несколько серебряных чашек. Красиво. Тоже часть ее мира.

И спрятанные подальше, в бюро, запонки и зажим для галстука от Тиффани пятидесятых годов в оригинальном футляре. Для него.

И еще перед глазами – мальчик, целовавший ее у маяка в прошлой жизни. Сейчас он вырос и ничего идеального в нем не было. Как и в ней. Как и в ней, черт подери. А ведь когда-то они мечтали быть вместе всегда-всегда. Смогли бы тогда? А сейчас – смогли бы?

У нее все еще дрожали руки после разговора с Ярославцевым. До сих пор. Не помогал ромашковый чай, заботливо приготовленной Машкой, понявшей все по-своему, когда она, перепуганная и почти плачущая, влетела в помещение магазина. По-своему – не значит, неправильно. Просто у каждого своя картинка мира.

- Я хочу, - начала Юля и запнулась, но все же продолжила: - я хочу сама понять, Богдан. Каким я вижу его сегодня. И каким его видишь ты.

- Исчерпывающе, - коротко отозвался Моджеевский.

- Значит, поговорили?

- Если ты о своей встрече с Ярославцевым, то, вероятно, да. Тебе виднее.

- Ну хочешь – прибей меня. Я понимаю, что и ты будешь прав, как прав Дима. Всем жизнь перегадила.

- У тебя приступ самобичевания? – самым серьезным тоном спросил Богдан.

- Ну ты же именно так и думаешь. Винишь меня. Ок, я виновата. Дальше что?

- Дальше? – он ненадолго задумался. – Дальше понять бы, в чем ты виновата.

- Хватит, - выдохнула она в трубку. – Хватит вытаскивать из меня нутро наружу. Ты и сам знаешь в чем. Препятствовать твоему общению с Андреем я не буду. Убегать – тоже. Мой новый адрес тебе известен. На развод подам. Но выворачивать меня наизнанку – не смей.

- Юль, ты сейчас что-то пытаешься доказать себе самой, не мне.

- Зачем ты звонишь?

Богдан откинулся на спинку кресла и уставился в потолок. Трудно объясняться, когда адресат объяснений закрыл руками уши.

- Хотел услышать от тебя, как прошла встреча с Ярославцевым, - медленно проговорил он. – Хотя я бы предпочел, чтобы ты меня предупредила, что собираешься сделать. Еще лучше было бы, если бы все же не пошла к нему в одиночку.

- Услышал? – глухо отозвалась она.

- То, что ты захотела мне рассказать, – да, я услышал. Но я уверен, что это не все.

- А за остальное ты его пришибешь, - грустно хохотнула Юлька. – Но учитывая, что вы оба – пострадавшая сторона, идея так себе.

- Хочешь, пообещаю, что не буду его… пришибать?

- Хочу. Но не поверю. Ты же тоже... упрямый.

- А еще я эгоист, - довольным тоном сообщил Богдан.

- Не делай так.

- Как? – искренне изумился он.

- Не включай этот тон.

- Ничего не понятно, но очень интересно, - хохотнул Моджеевский. – Ок, как скажешь.

- Этот – тоже не включай. Когда мы ругаемся – это запрещенный прием.

- И какой прием разрешенный?

- Орать – можно, - разрешила она. – Арктический холод включать – тоже.

- Обязательно учту, - заверил Богдан, - в следующий раз.

- Это когда я в следующий раз пойду разговаривать с Ярославцевым? – хмыкнула Юлька, сама того не замечая подхватив его интонации.

- В такой следующий раз я обязательно пришибу тебя!