- Что именно получилось? – рявкнул Богдан и подошёл к ней вплотную. – Андрей? Древнейшим способом!
- Да нет же! То есть... я не знаю, почему я не сомневалась, не сравнивала! Почему не думала…
- Я знаю, - проговорил Богдан тихо, медленно и зло. Словно впечатывал в нее каждое слово. – Потому что ты именно вычеркнула, выдернула с корнем, чтобы не вспоминать. Не думать. Чтобы в голову не приходила хрень всякая о мудаке и мажоре. Ну! Скажи мне, что я не прав.
Юля вздрогнула и отступила. Как если бы он ее ударил. Впрочем, не этого ли он добивался каждым своим обвинением, которые попадали точно в цель. Она могла бы вообще больше ничего не говорить, и он знал бы, что прав во всем. На ее счастье, свет из дома не падал на ее лицо, и видеть он не мог. На ее горе – теперь, когда он подошел, свет слишком хорошо освещал его лицо. И уж она-то видела. Видела достаточно. Видела, что он чувствует.
- А что я должна была думать? – точно так же медленно проговорила она, теперь уже защищаясь. – О чем вспоминать? Ты не слушал. Ты ушел. Значит, перелистнула.
- О как! – искренне восхитился Моджеевский, весело хохотнув. – Ну вот он я, никуда не ухожу. Скажи мне, что ты собираешься со всем этим делать дальше. А я послушаю.
- Перестань. Я не скрывала от тебя ничего.
- Это как посмотреть, - проворчал он.
- Не скрывала! – упрямо повторила Юля. – И ты не имеешь права на меня срываться. Я и сейчас говорю, как только узнала! Если бы я узнала раньше, то и ты бы раньше знал!
- Не уверен. Я же, оказывается, ушел.
- Я бы не врала!
- Поди пойми, что творится в твоей голове, - сердито сказал Богдан. – Но ты так и не поведала, что собираешься делать со всем этим.
- Да не знаю я! Для меня это такой же шок, как для тебя, Моджеевский! Я еще утром жила с уверенностью, что мне ребенка как-то делить с Димкой, раз я развожусь. А теперь я... я не понимаю! Надо тест, наверное, сделать, чтобы точно... хотя, блин, ну куда точнее... мне Женя твое фото детское показала, и ясно, почему Роман заметил... слепой бы не заметил... Господи, я не представляю, как я не заметила!
- Ну у тебя же не было моего детского фото, - ухмыльнулся он.
Эта ухмылка ее добила.
Она резко вскинула подбородок и выпалила, ткнув пальцем в его грудь:
- Не было! У меня вообще ни черта не было. И кажется, и теперь нет. Только ребенок. И да, я была уверена. Одна ночь, знаешь ли, при регулярной половой жизни с постоянным партнером кажется погрешностью. И уж точно не тебе меня судить, ты сам говорил, что все совершают ошибки. Я за свою могу расплатиться, я платежеспособна.
- Не городи чепухи! – одернул ее Моджеевский. – Ты уже наворотила. Завтра поедем тест сдавать.
- Как скажешь, - мрачно буркнула она. – Я поищу лабораторию. Или сам реши... ты личность популярная, наверное, лучше, чтобы о тебе меньше знали.
- Ты всерьез полагаешь, что мне есть до этого дело?
- Скандал, Богдан. Будет скандал.
- Хватит! – рявкнул он. – Я в курсе, что ты думаешь обо мне. Я впечатлен, что отцовство Андрея – погрешность. Но единственную отговорку, которую я готов принять – это покой ребенка. Все остальное даже слушать больше не буду. Выбирай любую лабораторию. Можешь несколько, для надежности. Мне – все равно! Сколько и какие, уяснила? А теперь иди в дом! Холодно.
- Лучше отвези нас домой. Я не смогу сейчас пить чай.
Моджеевскому тоже было не до чая. Пока Юлька пряталась в детской, прикрываясь сборами Андрея, Богдан стойко выдерживал тяжелые взгляды отца, которые тот, не скрываясь, кидал в его сторону.
- Потом! – буркнул он, поймав его очередной вопросительный взгляд, и сам ретировался в поисках Юльки.