Раны он улетел зализывать, понимаете! Отца тут до самоубийства планомерно доводили, а он там суровой красотой наслаждался. Отчаянно мерз и все равно наслаждался. Что за хрень?!

– У вашего отца было оружие? – громко выпалила она в спину, обтянутую дорогой курткой.

– Оружие? – Он резко повернулся. – Он не был охотником. И рыбаком не был. Ружья у него точно не было.

– А пистолет? Пистолет у него был?

– Пистолет? – Лебедев принялся тереть обеими руками лоб, заросшие щетиной щеки. – Да. Пистолет точно был. Когда еще он только начинал свой бизнес, брал уроки стрельбы. Оформил разрешение, купил себе пистолет. Он был у него. Точно! Хранился в сейфе.

– Сейчас он на месте?

– Я… Я не знаю, не смотрел. А при чем тут…

– А при том, уважаемый, что в том месте, где на одежде имеются пятна странного происхождения, предположительно оружейной смазки, ваш отец мог прятать пистолет.

– Чтобы застрелиться?

– Возможно. Но, странное дело, он почему-то использовал заточку. Хотя у него в сейфе имелся пистолет. Он его носил под пиджаком. Вопрос: всегда или только в тот день, когда умер? Если всегда, то тогда понятны эти пятна. Если нет, тогда еще вопрос: куда подевался пистолет?

– Не знаю, – растерянно моргал Лебедев-младший.

– И, если был пистолет, почему заточка?

Маша запустила пятерню в длинную челку, расчесала ее пальцами, убрала за ухо.

– Он мог его потерять, продать, подарить, – принялся рассуждать Филонов.

– И он может до сих пор быть в сейфе, – вставил Лебедев.

– Почему тогда его наличие в квартире не запротоколировали коллеги? – произнесла Маша задумчиво.

– …да потому что, старлей, обыск был поверхностным. Человек покончил с собой. На столе записка. Даже не записка, а целое письмо, – рассказывал ей капитан из соседнего отдела, которому удалось благополучно это дело спихнуть, и он радости даже не скрывал. – Рядом с запиской телефон, бумажник, паспорт, водительское удостоверение, пакет документов о передаче прав собственности сыну на все движимое и недвижимое, что у него еще осталось. Сейф заперт. Зачем надо было заниматься вандализмом и взламывать его? Решили подождать приезда его сына. Он по телефону сказал, что ключ от сейфа у него имеется. Тот код, который он знал, не подошел. Видимо, отец его поменял. Все тебе понятно, старлей?

– Почти. За исключением одного момента… У покойного Лебедева было разрешение на пистолет.

– А мы не проверили, было оно или нет. Человек добровольно ушел из жизни. Ты – такая умная – каждому самоубийце всю подноготную выворачиваешь? Да и не успели мы, старлей. И не старались успевать. Как узнали, что место жительства покойного не наша земля, так и перестали спешить. – Капитан из соседнего отдела довольно хохотнул. – Тебе теперь этим заниматься. Работай!

Дом, к которому привез ее Лебедев Илья, располагался сразу за шлагбаумом закрытой территории просторного двора. Свечка из тридцати пяти этажей, с одним подъездом, подземным паркингом, мраморным полом и стенами лимонного цвета в вестибюле. В стеклянной будке на первом этаже сидел охранник, тут же потребовавший с них документы.

Если бы Павла Семеновича Лебедева задумали убить, то сделать это именно в этом доме было бы затруднительно. Хотя скамейка в сквере перед известным рестораном тоже не лучший вариант.

Может, он все же сам себя так?

Поднимаясь в зеркальном лифте с Лебедевым на двенадцатый этаж, где располагалась квартира его отца, Маша рассматривала свое потрепанное дождем отражение, машинально сравнивала его с отражением Лебедева Ильи и делала вывод, что, даже после года холостяцкой жизни на Камчатке, он выглядит в разы ухоженнее и солиднее. С высушенными бумажными полотенцами волосами, в забрызганных до коленей черных брюках, мокрых ботинках и ветровке – на кого она вообще похожа?