«Сынок, держи спину прямо! А то будешь крючок крючком, как я!» – раздался в голове голос отцовский голос.

Сердце, кажется, перестало биться. Алекс во все глаза смотрел на человека, который, тем временем, быстро набрал код домофона и скрылся в подъезде прежде, чем Алекс успел окликнуть его.

И хорошо, что не успел. Что бы крикнул? «Папа»?

Нет, нужно обдумать все, решить, что сказать. Впрочем, Алекс знал, кем представится – другого выхода нет.

В знакомых окнах восьмого этажа зажегся оранжевый свет.

Ему опять не спалось, уже вторую ночь. Не давали покоя тяжелые, горестные мысли. Алекс лежал на кресле-кровати, зажатый с двух сторон твердыми, как валуны, подлокотниками, и смотрел в потолок. Проезжающие по ночным дорогам автомобили изредка освещали его короткими всполохами, а потом комната вновь погружалась во тьму.

Можно было встать, сходить на кухню, выпить воды, но он знал, что у Вадима (он постоянно старался не сбиться, не назвать его отцом) чуткий сон. Не хотелось его беспокоить.

Алекс жил здесь, в своей старой квартире, уже десять дней. И чем дальше, тем сильнее запутывался, мучаясь от сознания невозможности, неправильности происходящего.

Вадим не подозревал, кто он такой на самом деле, и искренне старался помочь дальнему родственнику жены, который приехал из Минска. Именно так представился ему Алекс, рассудив, что, поскольку с мамой они пока вместе не живут и не общаются, то и вывести его на чистую воду некому. Да и потом, мама не знала толком своих белорусских родственников. Так что риска, пожалуй, никакого.

– Вы к кому? – спросил его отец в тот, первый вечер, открыв дверь незнакомому парню.

У Алекса ком стоял в горле – так хотелось бросится к отцу, обнять, выговориться, попросить совета. Вместо этого он сглотнул и сдавленно проговорил:

– Здравствуйте. Простите, мне бы Лену. А вы, наверное, Вадим?

– Наверное, – отозвался отец. – А Лена вам зачем?

– Я ее… – волнение все еще мешало нормально говорить, но в той ситуации это выглядело даже естественно. – У нее есть троюродная сестра в Минске. Старшая. Я ее сын. Вот, приехал… – Алекс беспомощно умолк.

Они стояли и смотрели друга на друга. У отца была непривычная прическа – обычно он стригся намного короче. Морщинок возле глаз еще не было, линия рта и скул была четче, но взгляд – внимательный, немного грустный, был все тот же. Так и кажется, что папа спросит: «Как дела, сын? Ты что-то невеселый сегодня».

Алекс, боясь, что собственный взгляд может выдать его, опустил глаза.

– Ясно. Проходи. – Отец посторонился. – Тебя как зовут-то?

– Алекс.

Он вошел в тесную прихожую. От знакомого, неуловимого, но родного запаха перехватило горло, и он с ужасом понял, что может расплакаться.

Отец запер за ним дверь.

– Где твои вещи? Ты что, с этим несерьезным рюкзачком из Минска приехал?

– Обокрали, – выдал Алекс очередную заранее заготовленную ложь. – Был чемодан, на вокзале увели. Там и одежда, деньги, и документы… все.

– Мать честная, – присвистнул отец. – Так надо в полицию!

– Я написал заявление, – каждая следующая ложь давалась проще предыдущей. – Они ищут. Извините, что я вот так ворвался. Но мне ночевать негде, а мать говорила…

– Да ты что! Извиняться еще вздумал. Такое дело! – Он знакомым жестом почесал переносицу. – Зачем тогда родственники нужны?

Алекс разулся, постаравшись задвинуть разваливающиеся кроссовки под полку, подальше с глаз. Если отец и заметил этот неловкий жест, то виду не подал.

– А где Лена? – спросил Алекс. Ему показалось, что он должен задать этот вопрос. А вот спрашивать ли про сына, еще не решил.