Она ведь неожиданно выгибается в спине, выпячивая грудь и подавая бедра вперед. Почти меня ими касается и мурчит, как кошка мартовская.
- Да брось, Алан, я же понимаю, почему тебя так волнует моя дочь.
Твою мать. Я очень надеюсь, что ты несерьёзно, хотя…что это я? Еще как серьезно. Поэтому роняю брови на глаза, но ответить ничего не успеваю — Любовь наступает.
- Ты помнишь тот вечер в вашей квартире? Когда мы остались наедине?
К сожалению, да.
- Помнишь...по глазам вижу. Мы легко можем продолжить то, что начали тогда. Тебе же хочется…Есеня? Она просто замещает. Я здесь. И я…
Вижу, как в замедленной съемке, что эта тварь тянет ко мне руку, и все. Меня кроет.
Я грубо, резко хватаю ее за шею и вбиваю в стену, тяжело дышу. Слышу, хрипит, но мне так насрать на это сейчас: приближаюсь максимально для себя, а потом тихо, угрожающе шепчу.
- Если ты еще хоть раз посмеешь нарушить дистанцию, я тебя раздавлю, старая, грязная шлюха.
- Хочешь ударить меня? - улыбается, как чокнутая, - Бей. Я не против. Мне даже нравится. Я знаю, что тебе тоже. Есеня этого никогда не поймет, она…
- Она лучше тебя в миллион раз.
Вот так я попадаю в цель. Вижу, как из глаз уходит похоть, а на ее место шагает злость, боль и разочарование горькое. Так то. Слушай правду, мразь.
- Даже в твои лучшие годы ты была сранной пустышкой. Говоришь, что она похожа на тебя? Черта с два. Красивее, умнее, интереснее — вот твоя дочь. Ты же? Черт, Любочка, да лужа у твоего разбитого подъезда глубже будет.
Хрип становится сильнее, и в этот момент я отпускаю. Слышу, как она начинает кашлять, но сам отворачиваюсь. Достаю платок. Мне хочется стереть ощущение ее кожи со своих пальцев, но еще больше хочется стереть ассоциации. Они ведь правда похожи. Чертов капкан — когда я делаю больно этой твари, будто раню Есеню. Этого я не хочу. Давно уже не хочу — по мне бьет рикошетом прямиком в сердце. Прутья моей клетки сжимаются, давят, дышать сложно: у меня будто выработалась обратная необходимость — защищать. Точно. Я готов жизнь свою положить, чтобы защитить мою девочку от всего. Включая ее мамашу. И включая себя.
Неожиданно, но факт. Приступ кашля за моей спиной, однако, находит логичное завершение, и ему на смену приходит смех.
- Ты поймешь, что ошибаешься…
- Исключено. Оставайся на своем дне, здесь тебе самое место. Приблизишься ко мне или к ней...убью.
Хочу уйти, но снова не успеваю и шага сделать: в спину летит…
- Может быть и есть.
- Что?
- В Сербии кое кто, - резко оборачиваюсь, она жмет плечами, - Может быть и есть.
- Говори.
- Бесплатно? Это вряд ли.
- Сколько?
- Поцелуй.
- Скорее сдохну.
- Ну тогда я приду на твои похороны, малыш.
Твою мать.
Медленно поднимаю на нее глаза, советую так: не шути со мной, сука, а ей хоть бы хны. Думаешь, что переиграешь меня? Хрен тебе. Усмехаюсь в последний раз, потом разворачиваюсь и ухожу из квартиры. Злюсь — дико. Но зацепка есть. Меня это немного тормозит, жаль, что только до того момента, как я не выхожу на улицу.
Приученный взгляд моментально выцепляет знакомую, потекшую физиономию — ублюдок-отчим Есени. Он сидит на скамейке, но как только меня видит, громко смеется.
- Ооо! Мажорчик!
Ты только посмотри, кто осмелел. С чего бы вдруг? Ах да. Я ведь дал команду охране ехать в школу, где училась Есеня. Понятно. Остался один, а ты нет? Думаешь, это поможет? Ха. Иду дальше, он встает.
- Да стой парень, давай поболтаем немного. Что опять тут делаешь?
- Я перед тобой отчитаться должен или как вообще?
Его дружки усмехаются. Чувствую, что меня обходят со спины — ой, это вы зря, ребята. Они не понимают. Знаете? Я не особо люблю напиваться, потому что алкоголь — враг серьезный. В первую очередь для тебя. С ним ты не оцениваешь риски, не можешь взвешивать все то, что делаешь. С ним — ты себе могилу роешь, чем эти местные забулдыги сейчас и занимаются.