Катя смотрела на всю эту катавасию с невозмутимостью Будды и искорками злорадства в невиннейших глазках. Все-то его страхи она прекрасно видела. Взрослая дочь. И когда только успела.

 

У служебного входа в Молодежный театр их встретила Олеся, кутающаяся в шубу.

– Привет, Катя, – улыбнулась она. И тут же стала серьезной: – Я могу попросить тебя погулять пока с Машей? Боюсь все, что будет происходить… Хм…

– Армагеддец? – переспросил Артур.

– Я все объясню, – вздохнула Олеся.

Катя уже хотела возмутиться, начать скандалить и высказать папеньке все… Но тут заметила за спиной у Олеси Машку, что талантливо изображала: надо согласиться.

– Хорошо, – скромно потупилась хорошая девочка из хорошей семьи, с мрачным удовлетворением послушала облегченные вздохи взрослых и сделала ножкой.

– Постарайся не скучать, малыш, – поцеловал ее папа, радостно не заметивший иронии.

– Я не думаю, что это будет долго, – обнадежила Олеся. И проворчала: – Экспрессивно, но быстро.

Они с папой удалились.

– Щас! – кровожадно провозгласила Маша. – Они тут затеяли историческое действо международного масштаба, а мы – «погуляй». Ага. Это мама боится, что наши матом пойдут на это все. Можно подумать.

Катя уставилась на нее:

– Что еще за действо?

– Погнали через подсобки, там и узнаем. Быстро только. И не палимся.

Через подсобки – это было весело. Бабуле на входе Маша сделала глазками и заявила, что она – дочь Олеси, и вообще они просто чуть задержались. Вот, горячего кофе покупали. Их пропустили и велели не травиться всякой дрянью, а идти в нормальный буфет, даже показали, куда именно. До буфета они, конечно же, не дошли, а огородами-огородами добрались до репетиционного зала.

И успели к самому шоу.

Дядь Лева уже сверлил Олесю гневным взглядом и холодным шепотом что-то втолковывал. Натуральный змей. Даже покачивается слегка, вот-вот бросится и укусит. Олеся же в ответ втолковывала что-то ему. Так же тихо и сердито. Папа растерянно стоял рядом, опираясь на рампу, и явственно размышлял, пора ему уже изображать умирающего лебедя, или погодить. На всякий случай он кутался в колючий розовый шарф и слегка покашливал.

Дядь Сережа и дядь Ваня пока изображали незаинтересованную публику, но слушали очень внимательно. А в глубине зала, совсем близко к запасному выходу (через который они с Машей и проникли на стратегический объект), обнаружилась еще публика. При виде которой Катя сама едва не зашипела.

Заграничные гости. Тот самый итальяно-американец, который посмел наезжать на папу, и леди. Сегодня – без горностаев, без макияжа и даже, кажется, без туфель. Третьей в их компании была смутно знакомая элегантная блондинка. У всех троих в руках были стаканчики с кофе, и они, не обращая никакого внимания на Олесю и Льва, оживленно беседовали по-английски. Слишком тихо, чтобы Катя могла разобрать смысл.

– Откуда тут эти вот? Если он опять будет… – воинственно начала Катя.

– Чш-ш! – Маша приложила палец к губам и показала на последний, шестой ряд кресел, утопающий в тени. – Не палимся!

Они, пригибаясь, забрались в уголок и прикинулись ветошью.

– Все нормально, это союзники, – едва слышно сказала Маша. – Только наши пока об этом не знают. А вообще они будут ставить мюзикл. Все вместе. Как только мама их убедит, что деваться некуда.

– И чего в этом ужасного, почему дядь Лева шипит… о, вот и его знаменитое crescendo!

От шепота – к двум форте. На неподготовленного слушателя производит впечатление авиасирены. Однако Олеся не дрогнула, а заграничные гости даже не повернулись к нему. Профи.