Лейтенант осторожно приблизился к поляне. Тут было все ясно – трое мертвых, один живой, но явно долго не протянет.

– Никифоров, у тебя там что?

– Порядок. Двое готовы. Потерь нет.

– Можете выходить!

Подошли остальные из отряда лейтенанта, из темноты показались люди Никифорова.

– Ну как? – спросись Копелян.

– Хреново. Их оказалось не пятеро, а семеро. Двоих проглядел. Разведчик, блин.

– Ладно тебе… Хорошо кончилось – и ладно.

Тем временем Мельников нагнулся над убитым, лежащим возле костра. Это был молодой парень с многодневной небритостью, в донельзя изорванной одежде без погон и петлиц. Только на рукаве видна была нашивка обер-ефрейтера[6]. Или ротенфюрера. Разбери тут.

Нечто похожее Мельников видел. В сорок первом – наших солдат в таком виде, в сорок четвертом в Белоруссии – немецких. Типичный окруженец. Второй был примерно в таком же грязном и драном виде. Но у него была черная танкистская форма и знаки различия шарфюрера[7] СС.

– Что-то не похожи они на партизан, – словно прочел его мысль Копелян.

– Знаешь, когда окруженцы в отряд приходили, у них и похуже видок был. Но ты прав в том смысле, что это точно люди, посланные неким действующим Центром. Ладно, поговорим с тем, кто живой… Никифоров! Вы соберите с людьми оружие. Копелян! Иди туда, помоги клиента доставить.

Вскоре старший сержант и другой боец появились, подталкивая стволами пленного.

– Товарищ сержант, а этот – он наш! – обратился к лейтенанту боец, карауливший «языка».

– Русский, что ли?

– Никак нет. Я сам с Украины, так он, когда очухался, по-нашему, по-украински, ругался. То есть, не совсем по-украински…

Мельников оглядел пленного. Он был такой же грязный и небритый, от него на три шага пахло немытым телом.

– Розповидай, сволоту, звидки ти такий взявся…[8] – спросил Мельников, переходя на язык Шевченко. – Ты знаешь, я в партизанах воевал, умею с такими разговаривать. К тому ж ты кто? Просто бандит.

Судя по тому, как пленный напрягся, ему доводилось кое-что слышать о партизанах и об их своеобразных методах – особенно по отношению к тем, кто поступил к немцам на службу.

– Ну так как? – поднапер лейтенант.

– Так все равно ж расстреляете… – наконец ответил он.

– Так тебя еще судить будут, а суд у нас гуманный. А если тебя я сейчас допрашивать буду, ты сам будешь смерть звать.

Пленный вздохнул. Похоже, смерти он не боялся. По той причине, что человек смертельно устал. Не физической, а моральной усталостью, когда человеку уже все равно. Но мучиться-то все одно не хотелось.

– Ладно, раз поймали. Данила Басюк, штурман[9], дивизия СС «Галичина». Сам из-под Львова.

– Что по лесам бегал?

– А куда мне? Все одно расстреляете. Ваши наших в плен не брали.

– Теперь война кончилась, дела другие. Кто остальные?

– Двое, кроме меня, – наши. Трое – добровольцы из СС. Двое эстонцев. А один то ли швед, то ли норвежец. В общем, откуда-то с севера. Командир, танкист, – немец. Он говорил, я, дескать, никогда не сдамся.

– И что вы собирались делать?

– А бис его знает. Иногда думали – на Запад прорваться. И в общем, так получалось…

– А немца зачем в городе убили?

– Немца? Это не мы!

– И машину подбили не вы?

– Машину – мы. Жрать-то что-то надо. А там одно вино оказалось. Никто из нас тут и не знает никого и ничего. Немец-то – он из Баварии.

– Ладно, двинулись в обратный путь. Пленного не потеряйте!

На обратном пути Копелян подошел к Мельникову.

– Лейтенант, как думаешь, он правду говорит?

– Похоже на то. На машину напасть или, допустим, ферму ограбить – в их стиле. Но устраивать такую уголовщину… Что-то не похоже. Я вот только не пойму. Эти украинцы и эстонцы – они предатели. Их и в самом деле не очень-то в плен брали. Но вот немец? Такой нацист, что ли? Или этот, который швед или норвежец.