Пацан напрягся, испуганно оглянулся по сторонам. Парни подтолкнули его в тень подворотни.

– Да ладно ты, не дрейфь, никто тебя не тронет. Сдался ты нам…

Хотя сдался. И именно он.

– Если закурить нет, деньги давай. Мы сами купим. Слышь? Бабки-то у тебя имеются?

Деньги у пацана были. Немного, на школьный обед. И он их, конечно, отдал.

– Тю, – расстроились хулиганы. – Чё так мало? Гони еще.

– У меня больше нет.

– А если поискать?

И хулиганы стали трясти его и выворачивать ему карманы. Двое, потому что третий стоял на шухере. И нашли еще пятьдесят рублей. Мелочью.

– А говоришь «нет». Обманываешь, сучёнок? А знаешь, что за это полагается?

Пацан догадывался.

– Я забыл.

И больше он ничего не сказал, потому что его ударили. Кулаком в лицо. Сильно. Как-то слишком зверски для простой уличной разборки. Пацан упал, ударившись головой об асфальт, и замер. По идее теперь хулиганы должны были по-быстрому смотаться. Но они отчего-то медлили. И вообще, чувствовали себя как-то неуверенно.

– Ну чё раззявились, давай! – прикрикнул один.

– А чё, может, хватит с него?

– Бей, сука!

И лежащего пацана ударили ногой в лицо.

И еще раз. И еще.

– Бей, я сказал!

– А если он сдохнет? Мы на мокрое не подписывались!

– Ни хрена ему не будет. Бей!

И парня ударили еще раз. И еще. Его пинали, как тряпичную куклу. Он не сопротивлялся и не защищался.

– Всё, будет. Слышь, конопатый, иди сюда.

Тот, что стоял на шухере, подошел.

– Теперь ты.

Конопатый пнул.

– Сильней! По ребрам!

Пнул сильнее. Мыском ботинка. В груди пацана что-то хрустнуло. Изо рта страшным выдыхом вырвался воздух.

– Еще раз. Теперь сюда.

Хрустнуло, выламываясь, второе ребро.

– Всё, валим… И это… телефон у него забери.

– На хрена он нам?

– Я сказал, забери!

Телефон забрали. И что-то еще из мелочи, чтобы произошедшее напоминало ограбление. Уходя, один из хулиганов спросил:

– А это точно он?

– Ты чё, ты его фейс на фото видел? Он это.

На каком-то случайном пустыре они остановились и поделили деньги. Но не те, которые нашли в карманах у жертвы. Совсем другие.

– Это тебе, это тебе. Не хило за пять минут работы?

Точно – вышло не хило.

Хулиганы мусолили купюры и хищно лыбились. Они провернули очень выгодное дельце.

– А на хрена его было бить?

– А я знаю? Нам забашляли, мы его отоварили. Может, его папаша кому задолжал или еще чего… Да хрен на него. Валим…

Избитого парня доставили в реанимацию городской больницы. Он был уже почти не жив. Хирурги, осматривая беднягу, только качали головами.

– Кто его так?

– Да мало ли…

– Что творят, что творят!

У парня были переломаны ребра и раздроблены кости лица. Его сшивали по кускам. Почти сразу же в больницу приехал отец. Он был спокоен, как-то неестественно спокоен и только спросил:

– Будет жить?

Врачи заверили, что будет. Хотя сказали не очень уверенно. И поинтересовались:

– За что его так?

– Не знаю… Не за что. Это ограбление, просто ограбление. У него не было врагов, – ответил отец. – Его просто ограбили и избили. Обычное дело.

Отец не остался в приемном покое, не стал ждать, он повернулся и ушел. Видно, куда-то торопился. А торопился он на встречу, так как единственный знал, что это были за хулиганы. Единственный понимал, за что били…

* * *

Если наблюдать со стороны, а кто-то мог, всегда кто-то может, это была тихая задушевная беседа двоих случайно встретившихся грибников. Они разглядывали друг у друга корзинки, ворошили грибы, восхищенно восклицали:

– Вот этот хорош!

– Хорош! Там целая семья была, в соснячке.

И, не меняя интонаций и выражения лиц, продолжали:

– Зачем ты так? Так, зачем?!