На следующее утро, выдавая Шубину документы и приказ о новом назначении, Зубарев с сожалением в голосе произнес:

– Жаль, капитан, с тобой расставаться. Мне бы и самому такой опытный разведчик пригодился. Да уж куда деваться? Приказ есть приказ. Значит, там, куда тебя направляют, ты нужнее, чем здесь. А потому мое дело – исполнить приказ в точности. Вот так-то.

Шубин молчал. Он вообще был немногословен и предпочитал больше слушать и выполнять, чем говорить и отдавать приказания. Наверное, именно поэтому он, хотя и дослужился за эти три года с лейтенантского звания до звания капитана, предпочел руководящей работе при штабе оперативную разведку. Зубарев не раз предлагал ему возглавить разведку полка, но Шубин каждый раз отказывался, ссылаясь на то, что не сможет посылать других в тыл врага на опасные задания, а сам при этом оставаться в безопасности под крылом штабного командира. Не привык он, мол, к такому раскладу и не желает ничего менять в своей боевой жизни. В конце концов, полковник сдался и оставил Шубина в покое.

– Вот, возьми на память, – Зубарев протянул Шубину свой полевой бинокль. – Больше я тебе ничего от себя лично дать не могу. Обычно принято с руки командирские часы снимать и дарить, но у меня, так уж получилось, нет сейчас для тебя часов. Были хорошие часы, да я их во время последнего наступления разбил. А новых мне пока никто не прислал, – виновато улыбнулся он.

Шубин, чуть помедлив, принял подарок из рук командира и поблагодарил:

– Спасибо вам, Николай Трофимович. Подарок ваш как раз ко времени. Я свой бинокль еще перед наступлением на Одессу потерял. Вернее, он тоже, как и ваши часы, разбился во время налета немцев.

– Ну, значит, я угадал с подарком. – Зубарев похлопал Шубина по плечу и проводил его до ожидавшего капитана полкового автомобиля. – Вот, мой шофер подбросит тебя до поворота. А там – пару километров до станции пешочком протопаешь. Ну да тебе не привыкать километры отматывать.

– Нам всем не привыкать, – ответил Глеб и распрощался с полковником…

И вот теперь он, капитан Шубин, трясся в кузове попутного грузовика по разбитой колеями и ямами дороге, вспоминал все эти события, и ему казалось, что и его контузия, и его отпуск, и его прощание с Зубаревым были только сном. А на самом деле он уже целую вечность едет куда-то, все вперед и вперед, и конца-края не видно этому бесконечному пути. Или, может, он и не двигается вовсе, а стоит на месте, и это дорога сама движется от него, удаляется и прячется за горизонт? А вместе с ней убегают за горизонт бесконечные вереницы военной техники, лошадей, пехоты…

Глеб вздохнул, поднялся и, развернувшись, стал смотреть вперед, крепко держась то за борт кузова, то за кабину. Но и впереди, по всей длине дороги до самого горизонта он видел все ту же картину – бесконечный поток людей и машин, серой массой двигающихся на запад. А еще впереди, чуть правее, ближе к линии горизонта, он увидел темнеющую полоску леса и понял, что уже очень скоро приедет на новое место своей службы. И ему вдруг захотелось как можно быстрее добраться до этого леса и окунуться в привычную для него жизнь фронтового разведчика. Пусть и смертельно опасную, но такую нужную для победы.

Через полчаса тряской езды и подпрыгиваний на ухабах машина, наконец, остановилась. Шубин огляделся и увидел неподалеку от дороги в подлеске две палатки с крестами, а возле них санитаров и раненых. Значит, все, значит, его поездка на попутке закончилась, и дальше ему предстоит топтать сапогами обочину дороги. Выпрыгнув из кузова, Шубин услышал, как его окликает водитель.