Внезапно к Шубину пришло осознание, что он начал привыкать к этой размеренной мирной жизни, и он испугался этого своего открытия. Как он мог так расслабиться? Ведь его место не здесь, а на фронте. Его фронтовая дорога не закончена, по ней еще шагать и шагать… И он решил не догуливать отпуск до конца, а вернуться в часть.

Еще почти две недели у него ушло, чтобы догнать свой полк, который за то время, пока он валялся в госпитале и отдыхал в отпуске, с боями продвинулся практически до Днестра – реки, что протекала в Молдавии.

Возвращаясь в полк под командованием полковника Зубарева, Шубин и не подозревал, что его снова ждет дорога. Но уже не та, которая поведет 3-ю Украинскую армию в сторону Румынии, а совсем другая, – но все равно ведущая к той единственной точке на карте, к которой стремились сейчас все бойцы из освободительной Советской армии, – к Берлину.

– А, капитан Шубин! Явился, значит! – добродушно и как-то буднично, словно Глеб и не отлучался из полка на целых два с лишним месяца, встретил его Зубарев. – Заходи. Чайку с дороги? – спросил он и, не дожидаясь ответа, попросил ординарца: – Организуй нам. С сахаром, – и подмигнул Шубину.

Зубарева в полку любили все – от простых солдат до особистов, которым вообще не положено никого любить. Работа у них была такая – всех подозревать, а значит, никого не любить. Но Николая Трофимовича Зубарева, который относился ко всем – и к командирам, и к солдатам, и даже к работникам НКВД – по-отечески, справедливо, по-доброму и в то же время жестко, не спуская никому оплошностей, вранья и лености, которые могли привести к гибели пускай не всего полка, но даже нескольких солдат, уважали.

– Что, не догулялось, значит, тебе на воле? На фронт потянуло? – поинтересовался он у Глеба, когда тот достал из своего вещмешка гостинец для командира – пачку папирос «Казбек», которую выменял на таганрогском базаре на свой старый армейский кожаный ремень.

Мужичонка, который продавал дефицитный «Казбек», поначалу ремень брать не хотел, но Шубин его уговорил:

– Отец, тебе что, жалко, что ли, пару пачек папирос за него отдать? Я не себе, а своему боевому командиру покупаю. Сам-то я не курю. Гляди, какой справный ремень? Настоящая кожа.

Сговорились только на одну пачку. Но Шубин не пожалел о невыгодной сделке, так как знал, что Николай Трофимович будет рад и такому малому подарку. Хорошие папиросы на войне – на вес золота. А «Казбек» – это еще и напоминание о мирной жизни, о довоенном, счастливом времени.

– Подарок хорош. Спасибо тебе, капитан, – поблагодарил Зубарев.

Вошел ординарец, принес завернутый в тряпицу кусок сахару. Полковник сам его наколол своим армейским фирменным ножом и, протянув кусок Шубину, который наливал кипяток в кружки, спросил:

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально, товарищ полковник, – серьезно кивнул Шубин и посмотрел на Зубарева, подозревая, что тот не просто так поинтересовался его здоровьем.

Полковник такие вопросы, считающиеся глупыми на войне, обычно не задавал. Если действительно пожелал бы узнать, как здоровье одного из лучших разведчиков его полка, он и тогда задавать такой вопрос напрямую не стал бы. Ему достаточно было просто посмотреть на Шубина, и он все о нем сразу же и понял бы, так как был человеком проницательным. Без этого командовать полком – дело немыслимое.

– Тут такое дело, Глеб, – Зубарев нахмурился и опустил голову, а потом нехотя продолжил: – Такое, значит, дело… Пока ты был в отпуске, на тебя приказ пришел. Забирают тебя у нас. Так вот, значит… Сегодня отдыхай, а послезавтра я тебя с попуткой отправлю до ближайшей станции. А дальше уж сам, как придется, добирайся до Западной Украины. Бумаги, какие положено, я тебе выдам. Ну а пока пей чай и рассказывай, как там, за нашими плечами, мирная жизнь налаживается.