– Каждое утро, когда я возвращаюсь домой со свежим номером газеты, – сказал как-то раз мистер Дансон констеблю, с которым особенно подружился, – я встречаю девушку. Невысокого роста, не красавица, ничем вроде бы не примечательная, она очень нравится мне своим спокойным и печальным выражением, какого я никогда не видел на женском лице. Не сомневаюсь, что вы знаете, кто она.
– Всегда в черном? И ходит бойко – не угонишься?
– Да, шаг у нее быстрый, легкий.
– Это мисс Уна Ростерн.
– Мисс… как вы сказали? – в изумлении переспросил Сирил Дансон.
– Уна Ростерн, – повторил мистер Мелшем, – дочь моего предшественника, который пропал… Как в воду канул.
– Господи помилуй! Я думал, что бедняжка служит гувернанткой где-нибудь по соседству.
– Так и есть – приходящей, в Форт-Клойне. Три мили пешком туда и три обратно пять дней в неделю – в дождь и вёдро, в зной и стужу. Если бы она согласилась оставить мать, получала бы кучу денег, потому как может обучить всему на свете. Сейчас ей платят пятьдесят фунтов в год, и по здешним понятиям это баснословное богатство.
– А что с ее отцом – никаких следов?
– Никаких.
– Странно!
– Почему странно? Тут кругом такие топи, что в них целая армия может пропасть, не только какой-то инспектор.
– По-вашему, он сбился с пути?
– Ну да, сбился с пути в звездную ночь! Это он-то, который здесь каждый камень знал как свои пять пальцев, – фыркнул мистер Мелшем. – Нет. Кто-то прикончил его и спрятал с глаз долой. Глядишь, лет через двести останки случайно найдут.
– Наверное, все подумали, что он тайно выехал из страны.
– Возможно, по ту сторону пролива все так бы и подумали, но среди наших – никто. Во-первых, Ростерн погряз в долгах, у него отродясь не было ни гроша, а без денег – какая заграница! Во-вторых, он по-своему любил жену и дочь, и, кроме того, здешние кредиторы его не допекали, ведь стоило мисс Уне сказать «да», и Читток до последнего пенса расплатился бы с долгами папаши, это все понимали… Нет, тут скрыта какая-то тайна. Может быть, когда-нибудь – когда тот, кто прикончил его, захочет перед смертью облегчить душу, или тот, кто что-то знает, устанет хранить чужие секреты, – мы услышим, как оно было на самом деле. Но, скорее всего, никто из ныне живущих не узнает, что случилось между семью часами вечера, когда он пешком отправился домой из Леттерпасса, и следующим утром, когда домой он так и не явился. Вечером его видели в двух милях от Леттерпасса – он спускался к берегу, – и больше о нем ничего не известно, хотя мы опросили всех, кого могли. – (Пауза.) – Такая история.
– Ужасная! Если бы нашли тело, живое или мертвое…
– Однако не нашли. Неудивительно, что теперь мисс Уна как в воду опущенная. Да, – задумчиво прибавил он, – ходит пешком – три ирландские мили туда и три обратно, пять дней в неделю, в дождь и вёдро, в зной и стужу… А между тем по бабке она из О’Консидайнов!
– Неужели? – изумился мистер Дансон, до этой минуты не подозревавший о какой-то особой знатности О’Консидайнов, более того – никогда не слыхавший о славном семействе.
– Да-да, – подтвердил мистер Мелшем, приняв его изумление за чистую монету. – Дед ее был, считайте, последний в роду – последний, кто жил на широкую ногу благодаря фамильному достоянию: правил четверкой лошадей, закатывал приемы и ни в чем себе не отказывал, пока в буфете оставался хотя бы глоток спиртного, а на его земле – хотя бы акр, который можно заложить.
Мистер Дансон еще не успел как следует узнать нравы «драгоценнейшей жемчужины морей», но подозревал, что подобный образ жизни был свойствен многим блестящим ирландским джентльменам, вызывая почтительное одобрение современников и восхищение потомков. С поистине королевским размахом прожигали они свой капитал!