Бормоча проклятия, угрюмый возница тянул поводья, пытаясь вытащить застрявшее в большущей луже колесо. Лошади стояли по колено в грязи. Заметив нас, они начали переступать ногами, но почти сразу поняли тщетность своих попыток и замерли, лениво помахивая хвостами.

Пассажиры – женщина с ребенком – покинули карету. Стоя под высокой березой, они с опаской поглядывали на нас.

– Застряли, ваше сиятельство, как есть застряли. Вон как колесо засасывает, – крикнул мне мой камердинер.

– Надо бы хворост положить, – сказал я. – Помог бы ты им, Никифор.

– Ага, я сейчас, ваше сиятельство. Это я мигом, – пробормотал он, прыгая в жидкую грязь.

Я подошел ближе и с ленивым любопытством разглядывал пассажиров.

Та, что я принял за женщину, оказалась юной девушкой с прозрачной молочной кожей, словно подсвеченной изнутри. Невысокая, тоненькая, как тростинка, она напоминала фарфорового ангела, который когда-то стоял на каминной полке в гостиной. Я сделал шаг и встретился взглядом с темно-серыми глазами. Цвета набрякших туч перед обрушением дикого урагана.

Незнакомка приоткрыла рот, словно хотела что-то сказать, но передумала.

Через некоторое время она начала робко приводить себя в порядок: заправила под капюшон выбившуюся прядь золотистых волос, сильнее запахнула плащ.

Не опуская взгляда, я вежливо поклонился.

Ее бархатные ресницы взлетели вверх, аккуратный маленький носик недовольно сморщился. Она надменно фыркнула и смерила меня уничижительным взглядом.

– Тут такое дело, барин. Толкнуть бы надо, – послышался запыхавшийся голос Никифора. – Боюсь, вдвоем не управимся.

– Командуй, а уж я подмогу. Не ночевать же здесь! – нахмурившись, сказал я.

Возница подал знак, лошади и люди навалились и «управились», карета выбралась из лужи.

– Черт! Ну и вид! – зло пробормотал я, стряхивая с себя куски налипшей грязи.

– Благодарю вас, – произнесла незнакомка, нервно сжимая рукой носовой платок. Другая ее рука сжимала плечо мальчика лет пяти. Он был худым и бледным. Лицо его было усыпано рыжими крапинками, на щеках проступали скулы. Из-под капюшона выглядывала пара таких же, как у сестры, золотистых кудряшек. Они нелепо падали на лоб, придавая живость его болезненному лицу.

– Добрый день, сударыня! Позвольте представиться, – кивнул я. – Капитан Ушаков Владимир Петрович.

– Я Александра, дочь помещика Зеньковского, – тихо ответила девушка. – А это мой брат Иван. После смерти батюшки едем в Москву к тетке.

Она стояла передо мной бледная, дрожащая. Посмотрел в глаза, и дух перехватило. Они сверкали так, что хотелось зажмуриться. Огромные, как море перед штормом. Если нырнешь, то уже точно не выплывешь: захлебнешься. И воздух вокруг нас вдруг стал теплее, словно сквозь тучи выглянуло солнце и согрело землю.

«О Господи… Как у тебя получилось сотворить такое чудо?» – про себя размышлял я.

Нас разделяло расстояние в пять шагов, казалось, протяни руку и коснешься ее прекрасного лица. Но мне мерещилось, что между нами был огромный зал, озаренный светом тысяч свечей. Музыка лилась со всех сторон, и она, незнакомка, едва закончила мазурку или менуэт. И все ее тело еще плывет в танце, и золотистый локон на шее шевелится, как живой.

Я тряхнул головой, пытаясь отогнать наваждение.

– Пожалуйте в экипаж! – послышался громкий голос ее кучера.

Девушка вздрогнула от неожиданности и обернулась. Она слегка приподняла подол платья и чинной походкой направилась к карете.

– Позвольте вам помочь, – сказал я, подсаживая Александру на подножку.

Вслед за братом, она опустилась на сидение и замерла, подняв на меня взгляд.