Мысли звенели в голове, как истерзанные струны скрипки. Вспоминались глаза Александры, полные слез и ярости. Эти глаза больше никогда не будут смотреть на меня с улыбкой, с самым малым намеком на симпатию. С такой женщиной, как она, нужно было обращаться осторожно, с предельной нежностью, а не напористо рваться вперед, позволив страсти затуманить разум.

Звук шагов в коридоре привел меня в себя. Я напрягся, силясь понять, не вернулась ли Александра. Но это был лишь отзвук, мимолетная иллюзия, оставшаяся от моего внутреннего стремления к искуплению. Она ушла, и с этим нужно было смириться.

Внезапно дверь со скрипом приоткрылась, и в проеме показалась фигура. Сердце забилось быстрее, но это была не Александра. Это был Никифор, который с недоумением посмотрел на меня.

– Ваша светлость, у вас все в порядке? – спросил он.

Я кивнул, хотя внутри бушевала буря.

– Да, просто… не спится, – ответил я.

Он прошел к ведру с водой, зачерпнул полную кружку и залпом выпил.

– Ложитесь, поздно уже, перед долгой дорогой нужно хорошо выспаться, – сказал он.

– Да, да, сейчас, – пробормотал я.

7. Глава 6.

Нормально уснуть после ухода Александры я так и не смог. Утро встретило меня холодным моросящим дождем, безжалостно омрачая начало дня.

Осенняя прохлада заставила поежиться, и я сильнее запахнул плащ. Постоялый двор утопал в легком утреннем сумраке, но просыпающийся день давал надежду на лучшую погоду.

Подойдя к колодцу, я плеснул на лицо холодной воды, чтобы стряхнуть остатки сна, и обернулся, услышав шаги. Никифор, уже бодрый и свежий, направлялся ко мне. Лучи восходящего солнца пробивались сквозь туман, обещая ясный день.

– Все готово, ваше сиятельство, – отрапортовал он. – Лошадей покормил, можно продолжать путь.

С трудом удерживаясь себя на грани злости и глубокой озабоченности, я спешно позавтракал яйцом всмятку, куском тёплого хлеба и кружкой молока, после чего покинул постоялый двор.

Колеса экипажа грохотали и ерзали в колеях проселочных дорог. Три дня подряд шел дождь.

За это время пришлось пару ночей провести на постоялых дворах и дважды менять лошадей.

Наши дороги всегда оставляли желать лучшего, и во время дождей старый лесной тракт, по которому пробирался наш экипаж, превращался в настоящую трясину. Только к вечеру нам удалось выбраться на твердую землю. Вокруг шумели высокие сосны. Внезапно лес расступился.

Выглянув в окно, я заметил в двадцати саженях от дороги едва различимую в сумерках карету.

«Зачем останавливаться в таком странном месте? Может, что-то случилось или нужна помощь? – подумал я и стукнул в стенку, подав знак Никифору остановиться.

Открыв дверцу, я выпрыгнул и оглянулся по сторонам.

– Ваше сиятельство, зря мы здесь встали, – недовольно проворчал Никифор. – Стемнеет скоро. Да и поговаривают, что в округе шалят лихие люди.

– Послушай, трусливый ты человек, а если там людям помощь нужна, – сказал я, доставая пистолет из коробки под сиденьем.

– Ох, ваше благородство не доведет нас до добра. Вот помяните мое слово: кончится это скверно, – Никифор бубнил всю дорогу, пока мы шли напролом через ракитник к карете.

В этот момент раздался истошный женский крик.

– Эй! Кто здесь? – бросил я, подняв пистолет.

Стоящий возле экипажа мужик пронзительно заорал и кинулся в сторону, продолжая вопить с таким ужасом, будто за ним гнались черти.

Появившись внезапно и почти бесшумно, мы, вероятно, действительно походили на выходцев из преисподней.

– А ты кто таков будешь? – прозвучал хриплый голос.

Несколько окровавленных мужиков, словно лесные чудовища, выглянули из-за кареты.