Госпожа Полудня строга, сегодня она явилась к нам в чёрном платье и с широкой повязкой на глазах, где была одна круглая прорезь. Через неё Госпожа Полудня смотрела на нас, замечая любой наш изъян. Открой рот, говорит мне, и я открываю, а она достаёт оттуда большого жука-носорога. Он шевелит отвратительными лапами, громадными, как мой страх. Матильда хнычет, когда Госпожа Полудня кладёт жука ей на золотистые кудри, и тот запутывается в них. Так холодно, что от нашего дыхания идёт пар. Госпожа Полудня чертит в воздухе знак.

Странно так жужжало в спальне старшей сестры, и мы пошли посмотреть. Переступив порог, увидели гигантскую пчелу. Самая большая лошадь была рядом с ней все равно что карликовый пудель. Войдя в спальню позади нас, старшая сестра сказала, что все живые существа обречены мучиться. Мы согласились. Гигантская пчела снова принялась жужжать, то ли умоляя о милосердии, то ли тоскуя об улье и сёстрах, собирающих нектар на лугах живого дьявола.

Клянусь, я не лгу. Стоит мне лечь спать и выключить лампу, как глаза в стенах открываются и начинают смотреть на меня. Их много, все они разной величины, бывают с горошину, бывают как глобус в библиотеке. Едва я включаю свет, глаза исчезают. Ничего, однажды у меня получится застать их врасплох. Во всяком случае, после того, как придумаю, что делать с губами, целиком покрывающими пол моей спальни.

Гуляя по саду, увидел на дереве семь сов, предлагавших мне дары мудрости. Но чтобы взять их, нужно быть отважным, но мне это, увы, не дано. В отчаянии я бежал и бежал прочь от того дерева, пока не уткнулся в каменную стену, увитую плющом. Листья собрались в большое лицо, которое смеялось надо мной, пока я не очутился в своей постели. Лихорадка сжигала меня, гувернантка накладывала мне на лоб холодные компрессы. Посреди спальни стояла Леди Полудня и пела песню на языке скорпионов.

Сижу на траве, а мои сестры стоят вокруг меня. Старшая читает заклинания из чёрной книги, и ветер, овевающий нас, пахнет корицей, мясом, розовой водой и жжёным волосом. Закрываю глаза и открываю – на платьях сестёр грязь, словно они выбрались из болота. Закрываю и открываю глаза – теперь на них одни лохмотья, а кожа как папье-маше. Закрываю и открываю глаза – вокруг меня могильные плиты с именами девочек. Передо мной же – зеркало, в котором мой взгляд мёртв, голову держит струбцина.

Матильда взялась играть на клавесине, а Волшебный Дядя – показывать танец. Движения его точны, в птичьем взоре – кладбищенский сумрак. Ветер в камине хнычет как голодный младенец. Нет, не впечатляет, это право скучно, говорит Зоя, обмахиваясь веером из человеческой кожи.