– И вас также, Сорха и Эйлищ. А это Мэри Клиффорд, чтобы вы знали.

Женщины, прищурившись, с интересом оглядели Мэри.

– К роднику собрались, да?

– Да.

– Эйлищ замужем за учителем, Мэри, за Уильямом О’Хара. Он вон там детей учит – за живыми изгородями. А Сорха – дочь жены брата моего деверя.

Лицо Мэри выразило замешательство.

– Не беспокойся, со временем ты со всеми перезнакомишься и во всем разберешься. У нас секретов нет, все на виду. И все знают всех.

– Все мы, хочешь не хочешь, а родством связаны, – подняв бровь, добавила Эйлищ – невысокая, коренастая, с темными мешками под глазами.

– Ты об отце Хили-то слышала, Нора?

– А что такое?

Сорха испустила тяжелый вздох:

– Да прослышал он про бдение на поминках Мартина твоего. И прямо взбеленился! – Она хихикнула: – Слышала бы ты, какую он проповедь сказал на мессе! Осерчал-то как!

Нора досадливо покачала головой:

– Неужели?

Сорха придвинулась поближе, задев ведром ногу Норы:

– Он очень на плакальщицу твою, Нэнс Роух, злобствовал. Против нее проповедовал. Сказал, чтоб не приглашали ее на кыне. Сказал, что церковь этого не одобряет.

– Да что за бдение будет без плача? – возмутилась Нора. – Слыханное ли дело?

– Ой, с ним прямо как припадок сделался. Вязать впору, – добавила Эйлищ. Она вспоминала о случившемся скандале с явным удовольствием. – Кричал, слюной брызгал. Мне все лицо оплевал. Платком вытирать пришлось.