Когда на лобовом кто-то нарисовал белой акриловой краской «моя», а рядом прикрепил мое фото с проткнутыми глазами, вовсе волос встал дыбом.

Жуткое ощущение того, что за мной следят, не покидало меня больше ни на секунду.

Это ужасно…понимать, что ты не представляешь, чего ждать в следующий момент. Я решила бороться радикально, первым делом — сменила номер, но это не помогло. После третьего раза я поняла, что и не поможет, а каждый последующий день приносил еще больше жутких «подарков»,

На мое настойчивое игнорирование сыпалось еще больше сюрпризов, от которых кровь вставала в жилах.

Я затянула с тем, чтобы рассказать все отцу, затянула на два месяца, а ему нагло соврала, что лишь на месяц. Узнай он раньше — может все было бы иначе.

Мой любящий отец в сердцах кричал так, что я впервые ощутила себя непослушным ребенком. На меня никто и никогда не кричал, меня боготворили в семье, потому что для папы я та самая Горошинка, что вызывала трепет вне зависимости от того, сколько мне лет. Три или двадцать три.

—Света, как ты могла молчать?! Да как тебе вообще в голову это пришло?! Показывай все, немедленно, — рассвирепевший отец тогда грубо саданул по столу, краснея и хмурясь так сильно, словно я совершила самый ужасный проступок в мире.

И я его все-таки совершила. Я пренебрегла своей безопасностью. Именно это он повторял мне отчаянно часто: думать о своей безопасности всегда и везде, потому что я красавица в маму, за мной будут ухлестывать, за меня будут сражаться, ведь я роковая красотка.

Но я не хотела становиться никакой роковой красоткой, я хотела быть просто Светой, учиться и стать как моя мама — переводчиком.

Телефон тогда перекочевал к отцу, с каждой секундой он начинал бледнеть, а потом громко выругался и даже несмотря на отчаянные попытки мамы хоть немного сменить гнев на милость, в очередной раз закричал:

—Как ты могла пренебречь своей безопасностью?!

—Рус, ты делаешь только хуже, прекрати, — заламывая руки, шептала мать, тоже покрываясь десятым потом. В ее глаза стоял сущий ужас, он подошла ко мне и крепко обняла.

—Василиса, как прекратить?! Ты что мне прикажешь делать? Месяц прошел, она только сейчас заявила мне, что какой-то уебок дрочит на ее фотки и пугает мою дочь, третирует ее. Да как я, блять, должен быть спокоен?! Как?

Дернувшись, мать закрыла меня собой, успокоительно поглаживая по спине. Я плакала без остановки, потому что страшно, потому что обидно и потому что я не знала, что делать дальше.

Я ведь так хотела верить, что это — просто чья-то глупая шутка, но никаких надежд не оставалось. В глазах отца бушевала ярость, он достал коньяк, сигарету, и прямо при маме закурил, а потом выпил целую рюмку, разливая пару капель на стол.

Мама бросила на него колкий взгляд, в нашей семье никто не курил, потому что наша мама не переносила запаха, и потому что это вредно и вызывает рак.

—Давай сейчас не режь меня своей грубой нежностью. Я иначе не успокоюсь, — бросил он тогда ей немного резко. Может я впервые услышала такой тон.

Вообще впервые на моих глазах разгорался скандал, причиной которому стала я.

Спустя пару минут, отец потушил сигарету двумя пальцами, подошел к нам и обнял, молча и при этом так сильно, что плакать захотелось в разы сильнее.
—Рассказывай все, как было. С кем встречалась, кого обидела, кого отшила. Мне нужны все гребанные подробности. Кто за тобой уплетается или, не дай бог, к кому ты проявила благосклонность. Все детали.

Вот только я не проявляла ни к кому благосклонность и никого не отшивала. Наверное, мне хватило той ситуации, когда единственного парня от меня развернули на сто восемьдесят градусов, придав ему ускорения.