Но я — Сима Васильева — тоже не сомневалась, что проблема на лицо. На мое напряженное и со съеденной за двумя чаепитиями помадой. А разве это не так? Проблема существует и ее надо как-то решить, потому что нерешенные проблемы превращаются ровно в полночь в наваждения, толкающие на написание рифмованных мемуаров. Только проблема на сегоднявший день не с папой. Папа подождет, и там проблема точно нерешаемая. А тут, в пятнадцати минутах от моей работы, Глеб продолжил свою тактику молчания. Даже в семь пятнадцать, наверное, не позвонит, чтобы спросить, почему я передумала приходить к нему в гости? А я передумала?

Передумала я пока только переобуться в полусапожки. Ещё решит, что меня задело его замечание про сапоги старшей сестры. А меня оно задело. Прямо выбесило! И помаду дурацкую отметил, и качающуюся на шпильках походку. И спрашивается — зачем я сдалась тебе такая на то самое место? Что-то тут нечисто даже с самыми нечистыми помыслами в отношении меня. Интересно разобраться? Ещё бы! Может, я мисс Марпл в молодости! Зачем я ему понадобилась? Конечно, не только для того, чтобы совершить моральное преступление против священного союза брака…

Может, я, конечно, зря мучаюсь — черный квадрат иногда просто черный квадрат. Погашеное окно, в котором никто не зажигает для меня свет. Все предельно просто: Глеб не дурак, увидел, какая я вся из себя возвышенная барышня и пустил в ход свое неплохое чувство юмора, которое, правда, безобидным было только по телефону. Наврал с три короба и ждет, купится ли дурочка на ложь про две семьи или все же ум у нее не совсем куриный?

С другой стороны, это всегда сугубо личное решение принимающей стороны — обижаться на подколы или пропускать обидные слова мимо ушей и продолжать счастливо улыбаться любым жизненным обстоятельствам. На обиженных, как говорится, воду возят — или чайник гоняют без конца заполнять. Ну да… В Стране Советов советы раздаются исключительно за чашкой чая, особенно непрошенные — проверено на собственном отце.

— Сима, ты хочешь поговорить? — подсела ко мне Раиса Марковна с видом полного непринятия отказа. — Я долго думала про твоего отца. Знаешь, после смерти мужа я сама тащила детей. Тащила — верное слово. Уже плевать, черная работа или по диплому, только б платили. И что думаешь? Меня сын на день рождения забыл пригласить. Еще и кредит, который для него брала, на мне оставил… Так что пенсия мне только снится. Хорошо, хотя бы тут пенсионеров берут… Но и то, что ты делаешь, неправильно — все папа да папа. Не оценит, все равно найдет, что ты для него не сделала… И будет носом тыкать.

Я молчала, сжав губами край кружки. А чего отвечать? Пожалеть? Её? Себя? Сказать — в нашем полку битых жизнью прибыло? А толку с того… Проговариванием проблемы проблема не решается. Не эта.

— У тебя деньги есть?

Вот только в долг у меня просить не надо! У меня тысяча бесхозная имеется, но она Глебовская, не моя… На сгрызанные ногти отложена. Компенсация морального ущерба, так сказать.

— Возьми выходной, — придвинулась ко мне Раиса Марковна, точно заговорщица. — А отцу не говори. И до вечера день твой. Ну, сможешь не поработать хоть один день? Есть заначка себя побаловать?

— Чем? Побаловать… — буркнула я, чтобы не сидеть немым истуканом и не плавить губы на горячей чашке.

Раиса Марковна пожала пухлыми плечами.

— Ну, на что денег хватит… В салон там сходить. Или ту же кружку кофе взять, но никуда не спеши. Книжку возьми почитай, фильм посмотри… Что угодно: только без опросов и без папы. Главное, без папы. Или по городу погуляй. Хоть бы и одна. До дождей тут красиво. По набережной пройдись…