В шесть утра меня, увы, тошнило не только от жизни, но и от запаха корочки на тосте. Я вернулась почти в полночь и услышала в комнате отца недовольную возню. Не спал, ждал моего возвращения. И не вышел, хотя я довольно много времени провела на кухне. Крошила батон, от нервов. Потом собрала крошки на ладонь и отнесла в мусорное ведро. Как все свои сомнения. Это нужно не Глебу, это нужно мне. На один вечер. За четыре года я его заслужила.

Голода я не чувствовала, только стыд за своё поведение в театре. Дейтинг — тоже искусство, мне пока неподвластное. Это только опытные серьезные дамочки могут с улыбкой спросить, какого черта козлу не воспользоваться Тиндером, раз в одном месте в отсутствие жены чешется. Нет же, нужно открыть домашнюю фабрику макаронных изделий. Я, кажется, и после утреннего душа продолжала снимать с ушей лапшу. Две семьи — ага. Вот так, в первые пять минут знакомства — женюсь! Женюсь, какие могут быть игрушки… И прямо-таки голосом Миронова! Хорошо ещё не Робертино Лорети! Боже, я не по возрасту стара, если знаю эти имена! А всему виной практика в библиотеке! Только в два часа ночи в библиотеку не ходят, а спокойно спят…

Покой мне только снился с открытыми глазами. Глеб открыл мне глаза на несуществовавший для меня ранее мир двойных стандартов. Во втором акте это был совершенно другой человек. Ни улыбки, ни слова лишнего от него я не дождалась — сидели рядом, как случайные соседи по партеру. Будь я сторонним наблюдателем, решила бы, какой статный молодой мужчина. Ещё и в театр ходит. Можно сказать, на классику! Наверное, это какой-то классический рецепт по окучиванию дурочек.

Но я не дура — у меня свое на уме. Я буду лечить с помощью него свои собственные болезни. Может быть, будет достаточно одного укола… Моей гордости, чтобы скинуть этот чертов венок безбрачия. Может, меня вдруг начнут замечать в разношерстной толпе, а не только лайкать стишочки.

Лайки были за стишок, который сочинился в начале недели — после рокового звонка ничего не писалось, и я с грустными смайликами жаловалась во внутреннем поэтическом чате на завал на работе и больную голову. Со здоровой головой я бы не влезла в телефонный роман. Мне хватало своего принца из Барнаула. Впрочем, если бы Глеб оставался просто телефонным — от нечего делать можно было б и поболтать с неизвестным респондентом по дороге к метро и до него. Но теперь я болтала с внутренним голосом, который очень на меня сердился за вранье, которое я впихнула отцу в уши. Моим единственным оправданием было наличие еще более ужасной правды.

— Пап, я вечером приглашена на ужин… Мы познакомились с двумя парнишками в театре. Ну… Они вообще-то с моей подругой познакомились. Я так — за компанию. Ну и сегодня она не хочет идти одна. Ты ж понимаешь…

Понимания он никакого не выказал. Только спросил, во сколько я вернусь, на что я не могла дать определенного ответа. И попросил не пить. Вот тут я честно кивнула. Напьюсь я после, чтобы потушить пожар праведного гнева разумной части моего мозга, но пока его нужно отключить и просто порадоваться, что я чего-то стою в сети… Пусть не признаний в реальной любви, так хотя бы репостов. А мне бы завтра с утра реинкарнироваться, а то ведь Муза меня не признает и сбежит… Насовсем.

Скроля бесконечную стену нашей поэтической группы, я вдруг наткнулась на собственный стишок начала лета:

Любви живительная сила в безумной страсти не жила,
Но Купидонова стрела сердца без жалости пронзила.
Безумной страсти дикий яд я с губ твоих, смеясь, испила,