– Просто так сказал. Можешь попробовать, если хочешь…
Она выпрямилась, посмотрела Максу в затылок.
– Остановись, – тихо произнесла она.
– Я знаю, что ты на меня смотришь. Так не получится.
– Ты издеваешься надо мной?
– Нет. Зачем мне над тобой издеваться?
Дальше они шли молча. У дверей дискобара «Матрица» Максим остановился и закурил. Настя вернулась к Аньке, которая ждала её на том же месте и нервно жала на кнопки мобильника.
Ещё с вечера Настенька настраивала себя: что бы ни случилось, что бы Максим ни говорил – я буду спокойной, холодной и рассудительной. Никаких слёз и истерик. Тем не менее с каждой его фразой, с каждым грубым словом Насте всё больше хотелось ответить ему так же: нагрубить, нахамить, задеть его, дать ему сдачи.
Как она ни пыталась справиться с собой, все попытки шли коту под хвост. Чем сильнее хотелось быть «хорошей девочкой» – тем хуже ей это давалось. Насте нравилось язвить Максу, говорить гадости, но в то же время, глядя на него, такого загорелого, в лёгкой рубашке, ей жутко хотелось обнять его, прижаться к нему, как раньше, как год назад, когда все ещё было хорошо.
«Дура. Нереальная идиотка». – Настя прокручивала в памяти, что было полчаса назад. Она знала, что это «обними» ничего не изменит, но ей, как наркоманке, хотелось снова ощутить его тепло, пусть даже и в последний раз, пусть даже после будет ещё больнее.
«Конечно, Макс, ты издеваешься надо мной, – мысли в голове Насти опережали одна другую. – Ни одна нормальная девушка не падёт так низко, как я. Ненавижу себя, а тебя – ещё больше. Себя – за то, что, оказывается, всё ещё люблю, а тебя за то, что позволяешь мне унижаться перед тобой. Моя планка опустилась ниже канализационных труб, по которым скачут бурые крысы, – ниже просто невозможно. Я уничтожена и растоптана».
Настя готова была расплакаться, как в первый день в яслях, когда думала, что мама бросила её.
– Будешь курить? – осторожно спросила Анька.
– Нет, лучше текилы… – вздохнула Настя. – А ещё мыло, верёвку и табуретку… Так плохо, что хочется повеситься. Окажешь услугу? Поможешь подруге?
– Дура ты, Настя. – Анька затянулась сигаретой. – Что он тебе сказал?
– Мы друзья. Круто, да?
– Ещё бы! Друг – это звучит гордо. А друг-женщина, то есть подруга…
– Звучит, как пустое место… – продолжила Настя. – Потанцуем?
– Потанцуем.
Настя выпивала по пять порций текилы за ночь, а наутро пыталась составить целостную картину из туманных обрывков мыслей и воспоминаний.
Всё будет хорошо. Всё будет, как раньше, как два года назад: никаких серьёзных отношений и привязанностей. Только тусовки, клубы и свободная любовь.
Так решила для себя Настя Иванова, опрокидывая шестую стопку текилы.
Спустя сутки Настя, не спавшая всю ночь, и Машка, вернувшаяся утром из Сочи, ужинали в одной из летних забегаловок на юго-западе Москвы. Небо, словно паутиной, затянулось серыми облаками. Недалеко готовили шаурму – так пахло по утрам в их любимом арабском кафе «Симбад». Из окон ближних блоков доносились зажигательные этнические ритмы, разливаясь в осенней тишине по всему студенческому городку и растворяясь в воздухе над еловым лесом. Отовсюду слышалась непонятная иностранная речь и бегали арабы.
А Машка, как всегда эмоционально и красочно, расписывала Насте подробности двух недель жаркого отдыха.
– Захожу я, короче, в вагон, ищу своё место. Думала – расслаблюсь, не буду видеть все эти рожи целых две недели! Отдохну как нормальный человек. И что ты думаешь?
– Что?
– Полвагона – инженерный факультет! Мишаня доставал всю дорогу. Лежит он у меня на коленях, довольный такой и говорит: «А мне можно. У меня есть права быть первым мужиком». Ха-ха! Мужик, на год меня моложе. Я ему и отвечаю: «Мишенька, не хочу тебя, конечно, расстраивать. Ты можешь быть новым мужиком, но первым, боюсь, уже поздно.