– Просто так сказал. Можешь попробовать, если хочешь…

Она выпрямилась, посмотрела Максу в затылок.

– Остановись, – тихо произнесла она.

– Я знаю, что ты на меня смотришь. Так не получится.

– Ты издеваешься надо мной?

– Нет. Зачем мне над тобой издеваться?

Дальше они шли молча. У дверей дискобара «Матрица» Максим остановился и закурил. Настя вернулась к Аньке, которая ждала её на том же месте и нервно жала на кнопки мобильника.

* * *

Ещё с вечера Настенька настраивала себя: что бы ни случилось, что бы Максим ни говорил – я буду спокойной, холодной и рассудительной. Никаких слёз и истерик. Тем не менее с каждой его фразой, с каждым грубым словом Насте всё больше хотелось ответить ему так же: нагрубить, нахамить, задеть его, дать ему сдачи.

Как она ни пыталась справиться с собой, все попытки шли коту под хвост. Чем сильнее хотелось быть «хорошей девочкой» – тем хуже ей это давалось. Насте нравилось язвить Максу, говорить гадости, но в то же время, глядя на него, такого загорелого, в лёгкой рубашке, ей жутко хотелось обнять его, прижаться к нему, как раньше, как год назад, когда все ещё было хорошо.

«Дура. Нереальная идиотка». – Настя прокручивала в памяти, что было полчаса назад. Она знала, что это «обними» ничего не изменит, но ей, как наркоманке, хотелось снова ощутить его тепло, пусть даже и в последний раз, пусть даже после будет ещё больнее.

«Конечно, Макс, ты издеваешься надо мной, – мысли в голове Насти опережали одна другую. – Ни одна нормальная девушка не падёт так низко, как я. Ненавижу себя, а тебя – ещё больше. Себя – за то, что, оказывается, всё ещё люблю, а тебя за то, что позволяешь мне унижаться перед тобой. Моя планка опустилась ниже канализационных труб, по которым скачут бурые крысы, – ниже просто невозможно. Я уничтожена и растоптана».

Настя готова была расплакаться, как в первый день в яслях, когда думала, что мама бросила её.

– Будешь курить? – осторожно спросила Анька.

– Нет, лучше текилы… – вздохнула Настя. – А ещё мыло, верёвку и табуретку… Так плохо, что хочется повеситься. Окажешь услугу? Поможешь подруге?

– Дура ты, Настя. – Анька затянулась сигаретой. – Что он тебе сказал?

– Мы друзья. Круто, да?

– Ещё бы! Друг – это звучит гордо. А друг-женщина, то есть подруга…

– Звучит, как пустое место… – продолжила Настя. – Потанцуем?

– Потанцуем.

Настя выпивала по пять порций текилы за ночь, а наутро пыталась составить целостную картину из туманных обрывков мыслей и воспоминаний.

Всё будет хорошо. Всё будет, как раньше, как два года назад: никаких серьёзных отношений и привязанностей. Только тусовки, клубы и свободная любовь.

Так решила для себя Настя Иванова, опрокидывая шестую стопку текилы.

* * *

Спустя сутки Настя, не спавшая всю ночь, и Машка, вернувшаяся утром из Сочи, ужинали в одной из летних забегаловок на юго-западе Москвы. Небо, словно паутиной, затянулось серыми облаками. Недалеко готовили шаурму – так пахло по утрам в их любимом арабском кафе «Симбад». Из окон ближних блоков доносились зажигательные этнические ритмы, разливаясь в осенней тишине по всему студенческому городку и растворяясь в воздухе над еловым лесом. Отовсюду слышалась непонятная иностранная речь и бегали арабы.

А Машка, как всегда эмоционально и красочно, расписывала Насте подробности двух недель жаркого отдыха.

– Захожу я, короче, в вагон, ищу своё место. Думала – расслаблюсь, не буду видеть все эти рожи целых две недели! Отдохну как нормальный человек. И что ты думаешь?

– Что?

– Полвагона – инженерный факультет! Мишаня доставал всю дорогу. Лежит он у меня на коленях, довольный такой и говорит: «А мне можно. У меня есть права быть первым мужиком». Ха-ха! Мужик, на год меня моложе. Я ему и отвечаю: «Мишенька, не хочу тебя, конечно, расстраивать. Ты можешь быть новым мужиком, но первым, боюсь, уже поздно.