И вдруг мне позвонил охранник из машины:

– Евгения, у нас нештатная ситуация.

– Что случилось? – тихо спросила я, выходя в коридор, чтобы не пугать Анну.

– У служебного входа стоит Тихонов с большим букетом цветов. И с ним те два мужика, что вчера были. Один рядом с ним стоит, второй – за рулем в машине. А теперь самое главное: неподалеку от их автомобиля стоит другой, а там – кинооператор и, скорее всего, журнашлюшка какая-то. Наши действия?

– Как погода на улице и сколько народу рядом со служебным входом? – поинтересовалась я.

– Дождик мелкий, противный, но, несмотря на это, народу собралось прилично.

– Поняла. Вы, главное, ничему не удивляйтесь и со спины меня подстрахуйте, а то мало ли что в толпе произойти может. У меня руки связаны – я же никого покалечить не могу, а толпа неуправляема.

Я представления не имела, какую пакость задумал Тихонов, поэтому и четкого плана действий у меня не было, но что бы он ни приготовил для Ермаковой, надо бы сработать на опережение. Я вернулась в гримерку, отозвала в сторону Ковалеву и тихонько сказала ей:

– Мне срочно нужны женские брюки на размер больше моего, мешковатая ветровка, парик поприметнее и очки с простыми стеклами. Это реально достать?

– Тихонов? – одними губами спросила она, и я кивнула.

Шепча себе под нос явно непечатные выражения, она ушла, а я с самым безмятежным видом села в кресло и стала смотреть, как Ермакова снимает грим.

– Что случилось? – повернувшись ко мне, спросила она. – Опять Тихонов?

– Опять, – не стала скрывать от нее я. – Но в этот раз с журналюгами.

Вся ее радость от удачно сыгранной роли мгновенно улетучилась. Она вздохнула, подумала и предложила:

– Может, мы тогда здесь переночуем? Диван раскладывается. А еще можно вызвать такси и выйти через центральный вход.

– Что? – взвилась я. – Я не позволю ему отравлять вам жизнь! Он шумихи захотел, журналистов пригласил? Так я ему такую славу обеспечу, что он от них теперь долго в погребе прятаться будет!

– Мы принимаем бой! – голосом маленького волчонка произнесла Ермакова.

– Анна! Вы меня плохо знаете. Я уже давно не волчонок, – очень серьезно ответила я. – Я, к счастью или к несчастью, матерый волчара – жизнь так распорядилась.

Она не успела мне ничего на это сказать, потому что пришла запыхавшаяся Ковалева.

– Все, что по-быстрому смогла подобрать на такую дылду, как ты. Угораздило же тебя вымахать! – ворчала она, вываливая на диван груду вещей.

Покопавшись, я выбрала брюки (правда, мужские, но вряд ли у кого-нибудь будет возможность их пристально рассмотреть) и ветровку, в карманы которой положила баллончики с перцем и слезоточивым газом. Перебрав парики, я остановилась на рыжем с буйными кудрями и нацепила на нос большие очки. Посмотрев на себя в зеркало, я невольно отшатнулась – не дай бог такое чудовище во сне увидеть, седой ведь проснешься! Но узнать меня было невозможно, а это главное. Поняв, чего я добивалась, Анна взяла на кисточку какой-то грим и нанесла мне на лицо несколько штрихов. Посмотрев на себя снова, я обалдела – теперь я выглядела не меньше чем на сорок лет и на порядок страшнее.

– С такой внешностью только лиходеев по темным улицам искать – очень резко преступность в Москве сократится, а количество больных в психушках многократно возрастет, – пробормотала я и уже громче сказала: – Анна, хочу вас предупредить, чтобы это не стало для вас неожиданностью: я обнародую информацию о том, как Тихонов хотел использовать вас в своих политических целях.

– Нет! – почти крикнула она.

– Да! И стыдиться вам здесь нечего! Он злодей, вы жертва! И вызываете в этом качестве всеобщее сочувствие и симпатию! – твердо сказала я. – Вас возле служебного входа поклонники ждут, чтобы лично выразить свое восхищение! Несмотря на дождь стоят! Как вы думаете, что они сделают с человеком, который вас так оскорбил? Их ведь только завести надо, а уж я постараюсь. Убить, конечно, не убьют, но на слова скупиться не будут, а то, что сфотографируют и выложат в Сеть, – это к гадалке не ходи! Да и журналюгам все равно что снимать, главное, чтобы новость скандальная была. Тихонов после этого всеобщим посмешищем станет! И будьте уверены, что больше он к вам на пушечный выстрел не приблизится!