Я поднялась к Ковалевой, которая тоже оказалась занята, но творческие муки ее не терзали, так что с ней можно было, по крайней мере, разговаривать.

– Какие новости? – поинтересовалась я.

– Все в полнейшем недоумении и растерянности. По углам шепчутся, что Воронцов сошел с ума, но мы вне подозрений. И он, и Дашка ушли сразу же после репетиции. Оба – в крайне расстроенных чувствах, потому что крупно поскандалили. В первый раз! – конспиративным шепотом сообщила она и восторженно заключила: – Да! Лихо мы его размазали!

От нечего делать я, бродя между стойками, стала рассматривать театральные костюмы, особенно средневековые, и увлеклась этим настолько, что Ковалевой пришлось напомнить мне о скором начале спектакля, и я спустилась вниз. Понимая, что Анна будет выходить на сцену и уходить с нее то в одну, то в другую кулису, я обследовала пространство за сценой, чтобы вовремя сориентироваться и встретить Ермакову. Конечно, вероятность того, что с ней во время спектакля может что-то случиться, была очень невелика, но береженого, как известно… И так далее. Определившись на местности, я вернулась к ее гримерке и осторожно заглянула, но, увидев отрешенный взгляд Анны, предпочла потихоньку подождать ее в коридоре.

И вот начался спектакль. Честно говоря, я от него ничего особенного не ожидала, потому что заездили «Трамвай «Желание»» до скрипа и дребезжания – классика же! Эту пьесу во всех театрах мира ставят, так что в Тарасове я ее видела, а кроме того, и читала, и фильм с Вивьен Ли и Марлоном Брандо смотрела, а потом и ремейк. Поэтому, когда начался первый акт, я приготовилась скучать, тем более что смотреть мне предстояло стоя за кулисами. Как же я ошиблась! Едва на сцене появилась Бланш, произошло чудо! Это была настоящая магия! И у этой магии было имя – Анна Ермакова! И все остальные артисты на ее фоне казались говорящими манекенами. И что, что я смотрела из-за кулис? Да одного ее голоса было достаточно, чтобы прочувствовать трагедию героини. Анна не играла – она и была Бланш Дюбуа! Прекрасная, хрупкая, утонченная и очень уставшая от житейских невзгод бабочка залетела в дом Ковальских, чтобы переждать непогоду. Ей так хотелось любви, тепла и покоя, но она его там не обрела. На какой-то миг она поверила в то, что еще может стать счастливой, попыталась взлететь, а ее грубо сдернули вниз, и она, сломленная и потерянная, униженная и изнасилованная, рухнула в спасительный мрак безумия. Ее жалкая улыбка, дрожащие губы, потухший взгляд, поникшие плечи, старушечья походка и последние слова: «Неважно, кто вы такой. Я всю жизнь зависела от доброты первого встречного», – все это пробирало до мурашек по коже, до комка в горле. И не было в зале человека, который не мечтал бы сию же минуту убить Стенли Ковальского. А уж как у меня самой руки чесались!

За кулисами Анна постояла немного, глядя в пол, а потом подняла на меня глаза и, встретив мой восхищенный взгляд, слегка улыбнулась.

– Это было гениально! – совершенно искренне сказала я.

– Да-да! Мне об этом уже кто-то говорил, – пошутила она.

Тем временем занавес опустился, и несколько секунд в зале стояла абсолютная тишина, а потом он взорвался аплодисментами. И начались выходы на поклон. И букеты! Букеты! Букеты!

Но вот все закончилось. Довольная, счастливая Анна, расслабившись, сидела на диване в своей гримерке и пила кофе, Ковалева рядом с ней пила чай, а я просто смотрела на эту великую актрису, сама не веря свалившемуся на меня счастью – пусть на несколько дней стать защитой для этой невероятной женщины.