— Знаю.

— Ты ничего не знаешь.

— Ты не звонила Хусейну почти три месяца и не рассказала о моем аресте. Ни разу ко мне в тюрьму не приехала, хотя знала, где я.

— Я думала, что поступала правильно.

— Для кого правильно?

— Для Фабиана. Для себя.

Только Всевышний знал, что имела в виду моя сестра. Потому что я не понимал ничего. Шайтан не затуманивал мой разум, я мыслил ясно, без приступов ярости или злости за предательство. Я до сих пор не понимал, почему Муна поступила со мной так жестоко, как с врагом.

Месть за отречение? За проклятья? За то, что наша семья вычеркнула ее из жизни как ненужность? Всевышний свидетель, я сделал все возможное для сохранности своей семьи.

Я считал, что поступал правильно…

Ответил ее же словами.

От иронии усмехнулся, но сестра это не заметила.

— Как Фабиан оказался с тобой? Как ты его выкрала?

— Я не крала! Клянусь, не крала! Я хотела оформить опеку, но заведующая сказала, то я не являюсь родственницей.

— Это версия суда. Мне нужны подробности. Ты провернула это одна?

— Нет.

— С кем?

— Карим, не кричи на меня!

Ее черные глаза наполнились слезами, и я только сейчас заметил, что прижал сестру к детской кроватке и надавил на нее. Морально. Физически. Голосом, которого боялись все, даже Аиша. Хотя казалось, что Муну сложно заставить сделать что-то против ее воли.

Я отошел на шаг и попытался успокоиться, но эмоции внутри меня бурлили под натиском Шайтана. Без его влияния не обошлось.

— Кто тебе помог?

— Я… я не…

— Скажи правду.

— Он… — глаза Муны забега в разные стороны, но я не давил на сестру, ждал, когда она сама откроется, если это вообще произойдет. — Он предложил дать взятку, чтобы быстро оформить опеку. Я дала миллион евро, она купилась.

Взятку? В Европе? Ах да, мы же в Испании. Здесь деньги играли более важную роль, чем в Эмиратах. Раз Дебора подкупила медсестру, чтобы избавиться от сына, не удивительно, что также можно было оформить опеку над сыном.

— Как ты его вообще нашла? Я думал, ты не знала о сыне.

— Я… увидела случайно, — ее глаза бегали, но я поймал черный взгляд свои твердым тоном.

— Муна.

— Мне сообщили.

— Кто?

— Карим, ты на меня давишь! Ты и так все знаешь, Хусейн тебе наверняка все рассказал!

— Он в курсе?

— Конечно, в курсе! Он лучше понимает меня, в отличие от тебя!

Аллах! Помоги достучаться до младшей сестры и объяснить, насколько серьезная сложилась ситуация… В тюрьме Хусейн говорил об общих чертах, которые рассказала Муна, но без подробностей. Терпеть не мог, когда младшие брат с сестрой скрывали от меня что-то, особенно, когда речь шла о моей жизни.

А сейчас речь шла о моей жизни, черт возьми.

Я пытался взять себя в руки и глубоко вдохнул терпкий утренний воздух, но спокойствие. И сосредоточенность давались мне слишком тяжело.

— Давай так. Я не буду ругаться, не буду кричать на тебя и обвинять. Ты правильно сделала, что забрала Фабиана из приюта. Но расскажи мне с самого начала, что произошло и как.

— Ты…. Ты не понимаешь… Он не простит, если я все расскажу.

— Кто не простит? Муна, кто не простит?

— Карим… я хотела помочь. Правда. Я думала, что отблагодарю тебя за помощь, за деньги. Прости меня, Карим…

Глаз Муны наполнились слезами, а мне не оставалось ничего, как прижать ее к груди, как в детстве, когда она как бы случайно забыла надеть хиджаб и вышла на улицу. Муна вроде ребенок, но уже давно не ребенок. Моя жизнь зависела от ее истории, зависела от хронологии событий и глупостей, который она натворила. Но ей нужна была помощь, наверное, больше, чем мне.

— Пойдем, — обняв Муну, подтолкнул ее к коридору.