— А чо такого-то?

— Над Сарой могу смеяться только я! И то так, чтобы ей не было обидно! Ясно?! — шипит на него, как разъярённый зверь. И таким я Громова вижу в первый раз. — Ещё раз рядом с ней увижу — и вылетишь отсюда пулей!

— А чо такого-то я сделал? Баба ваша, что ли, Егор Данилович?

— Хуже! — бросает ему. — Поэтому не зли меня! Раз… Два...

И Шишков, подхватив журнал, сваливает.

— Поможешь? — обращаюсь к Егору, показывая ручку. — Я только за неё схватилась, а она…

— Плохо прикрутили, значит, — делает такие же выводы, как и я. Забрав ручку, откладывает её в сторону. — Именно поэтому тебе надо на моё предложение согласиться. Станешь моей помощницей. Буду за тобой приглядывать. И всяким таким в обиду не дам.

— Не надо мне этого, — бурчу на него.

— Надо! Всё, собирай вещи и пошли! Милену я сам предупрежу.

— Нет!

— Да!

— Нет!

— Я проректор! — вскрывает козыря. — И мои слова ты должна как приказ исполнять! Я всё буду решать, а ты исполнять.

— А я в школе работаю, Егор Данилович! — отвечаю ему не менее высокомерно. — А не в академии! Так что шах и мат! И влияния вы на меня не имеете.

— Значит так?

— Значит так!

— Не беси меня, Сара! — тянет, сделав шаг в мою сторону.

— Не выводи меня из себя, Егор! — делаю к нему ответный шаг.

— Ты же убьёшь себя в этой школе! Я не собираюсь потом объяснять твоему сыну, что его мать умерла от упрямства!

— А тебе не плевать?

— Не плевать, — отвечает и опускает взгляд на мои губы. — Мне вообще не наплевать на тебя, — и одним резким движением хватает меня за щёки. Приподняв мою голову, долго смотрит мне в глаза, а затем решительно впивается поцелуем в мои губы.

Всего на секунду! На одну предательскую секунду я позволяю ему это сделать. Но затем обида и желание прибить побеждает.

Рычу, пытаюсь отвернуться, но его рука перемещается на мой затылок и словно камень застывает на нём, не давая мне хоть что-нибудь сделать.

Размахиваю руками, ища помощи и, нащупав ручку от дверцы, которую сломала, хватаю её. И со всей силы ударяю мужчину по голове.

— Ай! — вскрикивает и отступает. — Сара, твою мать! Что ты творишь?!

— Ещё раз такое выкинешь, и я… — угрожающе начинаю.

— Ребят… — растерянно тянет Милена, войдя в учительскую.

Егор

— Ребят, вы чего здесь творите? — интересуется Милена, войдя в учительскую в тот момент, когда я потирал ушибленную голову, а Сара отскакивала от меня.

Да, дурак! Да, поцеловал! Но мы оба этого хотели. И как бы Сара этого ни отрицала, нам двоим нужен был этот поцелуй, чтобы понять, остались ли у нас чувства.

И у меня остались. Потому что в тот момент, когда ушла и оставила меня наедине с Кирой, я понял, что не хочу семью с той, кого мне навязали родители. Что видеть невесту свою бывшую не хочу. Что не хочу ни с кем другим проводить время, кроме как с Сарой.

Дело, наверное, в самой девушке и в её ребёнке. Мне понравилось вчера с ними возиться. Сидеть в кафе, болтать, приглядывать за малым и чувствовать себя… не удачным проектом отца, а живым, обычным человеком, который боится, что Тим упадёт и ударится. Который может сказать своей собеседнице, что у него на душе. И не бояться осуждения и не ожидать совета, что с такими мыслями лучше к психологу обратиться. А на следующий день узнать, что тебя к нему записали.

— Договариваемся, — отвечаю ей с улыбкой и оборачиваюсь к жене брата. — Я, в общем, Сару твою себе забираю. Будет со мной работать теперь.

— Нет! — восклицает она одновременно со своей подругой. — Ни за что! — вновь повторяются.

— Девочки, сладкие мои красотки, — переключаюсь на обаятельно-улыбчивый тон. — Ну чего вы начинаете? Давайте жить дружно? Мирно? Всех любить и всем дарить тепло?