Возвращаюсь к машине, прикидываясь, что не услышал детей, и открываю дверцу.

— Дядя! Дядя! Фух! — догоняют.

Вынужденно оглядываюсь. Девочки такие дольные, улыбаются во весь рот, пыхтят от бега. Смотрят на меня снизу вверх, задрав мордашки.

— Привет. Что нового? — без энтузиазма интересуюсь.

А девчонки выглядят восторженными. Кажется, Таня откликается первой:

— Представляешь, тетенька на площади разрешила погладить собаку! И собака мне очень радовалась!..

Вторая девочка, что поскромнее, берет сестру за руку и что-то нашептывает на ухо. Таня кивает, не прерывая зрительный контакт со мной, а затем говорит:

— …Дядя Байрамов, когда же мы поедем на шоколадную фабрику?

Никогда. Пусть ваш отец возится с вами, организовывает досуг и всякие экскурсии. А мне своих забот хватает.

— Вряд ли получится в ближайшее время.

Да, на днях никак не смогу. Потом улечу в Анталию, а вы здесь живите как хотите. И высказывайте желания родителям, а от меня держитесь подальше.

— Но почему? У нас же есть билет! — пищит бойкая девочка.

— Тише, Тань… — расстроенно шепчет ее сестра, опустив лицо. — Дядя не хочет везти нас на шоколадную фабрику. Больше не будем мечтать. Волшебников не бывает… и эмигрантов тоже… Пойдем на горку…

И так драматично вздыхает. Осунувшись, медленно плетется к площади, размахивая своими крохотными варежками, болтающимися на резинках. Оставляет за собой шлейф печали и стойкое ощущение, что я бездушный засранец.

— Я не сказал, что не хочу! Я имел в виду, что по щелчку встречу организовать невозможно. Надо заранее договориться.

Лиля замирает, а Таня, не успев двинуться с места, складывает руки возле груди и переспрашивает:

— Так мы пойдем на фабрику?

— Да, — черт бы вас всех побрал, — но сначала я должен обсудить поездку с владельцем. Завтра днем вас устроит?

— Ага, — мотнув головой и вместе с ней пушистым помпоном на шапке, Таня оглядывается на сестру. — Ты слышала, Лиль? Мы поедем! Мы все-таки поедем!

— Ура-а-а! — визжит королева драмы, вмиг позабыв об образе несчастной лебеди, меняет маршрут и вновь бежит ко мне.

Девочки кружатся возле машины, я наблюдаю за ними и все не могу взять в толк: с какой минуты я рехнулся до такой степени, что согласился провести еще один день с чужими детьми? А это подразумевает присутствие и их матери…

— Лиля! Танюшка! — отчаянный женский крик выдергивает из пучины мыслей.

Поднимаю взгляд. С площади к нам даже не бежит, а едва ли не летит Марика. — Орхан, оставь дочерей! Не смей их забирать! — Оказавшись близко, Марика врезается в меня и хватается за куртку. — Только через мой труп, — шипит, но уже тише.

Дотрагиваюсь до ее спины.

— Успокойся, разъяренная женщина. Не сдались мне толгатовские дети.

Если честно, я немного растерялся от ее выходки.

— То есть ты не увозишь девочек? — удивленно округляет глаза, тяжело дышит.

— Вообще-то нет.

Сделав несколько рваных вдохов, Марика меня отпускает и ошарашенно хватается за голову. Медленно пятится.

— Прости, пожалуйста. Я потеряла девочек на площади и подумала… Ах, дурные мысли…

— Зачем мне их воровать?

Больше Марика в глаза мне не смотрит.

— Чтобы отомстить?

— Я не настолько пропащий человек.

Таня, что все это время стояла, как примерзшая, на одном месте, подходит к матери и дергает ее за рукав:

— Мам, мы сами ушли к дяде Байрамову.

— Почему? — покраснев то ли от бега, то ли от стыда спрашивает.

— Заметили его в сторонке. Он же обещал свозить нас на шоколадную фабрику…

После этих слов Марика вновь поднимает на меня глаза.

— Значит, все-таки…

— Нет! — перебиваю. — Исключительно с твоего позволения и в твоем присутствии куда-либо поедем. Я пока в своем уме. Давай обменяемся номерами, что ли? Вечером позвони и скажи окончательное решение.