При зловещих звуках гонга они вскочили – испуганные, трепещущие… так как оргия еще только начиналась, или скорее даже не успела начаться, и до назначенного часа, ужасного часа, когда гости Нельской башни попадали в руки Страгильдо, было еще далеко.

– Что это? – проворчал Готье. – Идите-ка ко мне, мои козочки! Хо-хо! – добавил он со смехом, от которого задрожали стоявшие на столе хрустальные, в золотых оправах бокалы, – кто эти люди?.. А, вероятно, пришли помочь нам расправиться с этими достойнейшими запасами вина! Подходите, милейшие, выпейте с нами! Сам Готье д’Онэ вас приглашает, черт возьми, и сейчас мы…

Ничего больше он сказать не успел, так как один из вошедших схватил его за горло и сунул в рот кляп. Наполовину протрезвевший, Готье потянулся за кинжалом, но тот у него уже отняли; попытался встать, но тотчас же упал, руки и ноги у него моментально оказались связанными…

Растерянно оглядевшись, он увидел, что те, кого звали Талия и Пасифея, уже исчезли из зала…

И тогда им овладел неумолимый, всепоглащающий страх…

Опьянение рассеялось, как дым при дуновении ураганного ветра.

И в эту ужасную минуту, когда он ощутил, как его приподнимают и куда-то несут, он понял, почему никто больше никогда не видел ни одного из тех, кто входил в Нельскую башню!

И тогда мысль о смерти явилась ему во всем своем неминуемом безобразии… Не желая умирать, он выпрямился в отчаянном усилии; кляп выпал изо рта и он завопил:

– Ко мне, Филипп! Ко мне, брат!.. Ко мне, милая Талия! Ко мне, любезная Пасифея! О, вы говорили, что любите меня! О, вы подставляли мне ваши дорогие губы!.. И вот вы оставляете меня умирать!

Крики Готье, – который даже в эту последнюю минуту сохранял некую веру в двух незнакомок и считал, что они его любят, – эти душераздирающие крики затерялись на лестнице.

– Ох, это ужасно, – прошептала принцесса Бланка.

– Давайте пощадим этого несчастного, который так нас веселил! – побледнев, пробормотала Жанна.

Маргарита, которая, наклонившись, с выступившим на лбу потом, слушала мучительные вопли Готье, неистово затрясла головой и промолвила:

– Эти юноши нас узнали! Им известно, кто мы…

– Пусть же умрут тогда! – с содроганием пробормотали принцессы.

Перенесенный на четвертый этаж башни Готье д’Онэ увидел, что он находится в просторной и холодной комнате без мебели, похожей на ту, через которую они проходили, войдя в башню. Его уложили на плиточный пол, и теперь за ним присматривали с десяток сторожей.

Он уже не кричал; мрачный его взгляд блуждал по помещению.

Внезапно этот взгляд упал на брата, лежавшего, как и сам он, на полу, в нескольких шагах, но никем не охраняемого, и тогда слезы хлынули из его глаз и он прошептал:

– Бедный братец! Они его уже убили!.. А ведь это он пожелал сюда прийти! Прощай, мой милый Филипп… А вы чего ждете, мерзавцы, перережьте мне горло – и делу конец!..

– Немного терпения, черт возьми!

– Страгильдо! – пробормотал Готье, увидев то, ужаснее чего в этой авантюре и представить было невозможно – Страгильдо, сторожа королевских львов. – Здесь Страгильдо!..

С растерянностью в глазах, натянутыми до предела нервами и неким смертельным любопытством, он наблюдал за тем, что делал Страгильдо.

И тогда ужас его возрос многократно: страхи кошмаров добавились к тем, что разъедали ему мозг!

Крепкой веревкой Страгильдо ловко, как привычный к этому занятию человек, привязывал к огромному мешку из плотной двойной материи громадную железную чушку.

Его не заколют!.. Ведь кровь оставляет следы! Кровь обвиняет! Сколько ни отмывай кровь, она никуда не денется, но породит обвинительные акты, от которых полетят головы, пусть даже и коронованные!.. Нет, его не заколют… Его сунут в этот мешок, который тяжеленная чушка утянет за собой на дно Сены! Его утопят!