«Вот сумасшедшая! Это она мне, должно быть, написала, – подумал Жильдас. – Любовное письмо! Она бесчестит меня в глазах хозяев».

И Жильдас, растерявшись, запер дверь магазина на ключ и отошел к прилавку.

– К чему вы запираете дверь? – спросила его хозяйка.

– Сударыня, это я из предосторожности. Там идет целая толпа людей, и лица у них такие страшные…

– Но вы совсем потеряли голову, Жильдас! Отворите дверь.

– Но, сударыня…

– Делайте, что я приказываю! Слышите? Кто-то стучится, кто-то хочет войти. Откройте же дверь.

«Это та сумасшедшая с письмом, – подумал Жильдас, полуживой от волнения. – И к чему я только уехал из моего тихого родного городка?»

Открывая дверь, он чувствовал, как сильно бьется его сердце, но вместо молодой девушки с письмом он увидел перед собой своего хозяина Лебрена с сыном.

Госпожа Лебрен очень удивилась и обрадовалась при виде сына, так как не ждала его прихода из школы. Велледа нежно поцеловала брата, а Лебрен пожал руку жене. Сакровир Лебрен, названный в честь одного из великих галльских патриотов, был высоким и крепким юношей двадцати лет с открытым и смелым лицом. Над его верхней губой и на подбородке начал уже пробиваться пушок.

Целуя его, мать сказала:

– Я не ожидала, что ты придешь сегодня, дитя мое.

– Я зашел за ним и взял его из школы. Сейчас расскажу причину, милая Генори.

– Мы с Велледой удивлялись уж, что ты запоздал. Кажется, волнение в городе растет. Ты слышал, что барабан бил сбор войскам?

– Париж охвачен лихорадкой! – вскричал Сакровир с блестящими от восторга глазами. – Сейчас видно, что у всех сердца бьются быстрее. На всех улицах раздаются зажигательные речи, патриотические воззвания к оружию. О, как прекрасно это пробуждение народа!

– Ну успокойся, энтузиаст, – сказала с улыбкой его мать.

И она провела своим платком по его влажному лбу.

Господин Лебрен тем временем позвал приказчика:

– Жильдас, в мое отсутствие должны были принести ящики.

– Да, сударь, с полотном и стеклом. Они там, в комнате за магазином.

– Хорошо, оставьте их там и, главное, не подходите с огнем к тюкам.

«Значит, это легко вспыхивает, как кисея и газ? – подумал Жильдас. – А между тем тюки тяжелы, как свинец. Удивительные вещи здесь происходят, право!»

– Милый друг, – сказал Лебрен жене, – нам надо поговорить. Не пойти ли в твою комнату, пока Жаника будет тут накрывать на стол? А вы, Жильдас, закройте ставни в магазине. Сегодня уж не удастся поторговать.

– Закрыть магазин? О, сударь, вы совершенно правы! Я сам давно думал об этом.

И он побежал исполнять приказание хозяина, который крикнул ему:

– Только не заставляйте ставнями входную дверь, потому что ко мне должны прийти! Приходящих вы приведете в комнату за магазином и скажете мне.

– Слушаю, сударь, – ответил Жильдас со вздохом. Он предпочел бы, чтобы магазин был закрыт совершенно, а входная дверь заперта железным засовом.

– А теперь, мой друг, – сказал Лебрен жене, – пойдем наверх в твою комнату.

Уже почти совсем стемнело. Вся семья собралась в спальне Лебрена и его жены.

– Милая Генори, – сказал Лебрен торжественным голосом, – мы накануне важных событий.

– Я так и думала, мой друг, – ответила задумчиво жена.

– Вот в каком положении дела в данный момент. Тебе надо знать это, чтобы судить о том, правильны ли мои решения или нет. После трех месяцев, в течение которых устраивались банкеты реформистов, депутаты призвали вчера народ на улицы. Но мужество изменило этим агитаторам в последнюю минуту, и они не решились явиться на ими же самими назначенное свидание. Мы не удовольствуемся теперь мелочными уступками и полумерами. Народ хочет свержения монархии, хочет республики, добивается политических прав для всех. Мы желаем доступного для всех образования, благосостояния, работы, кредита, открытого для всех, кто заслуживает его честностью и работой. Вот чего мы желаем, жена. Правы мы или нет?