Грейстоун постоянно смущал Августу, и причин для этого было предостаточно. Во-первых, от его взгляда: немигающего, точно пронзительного – становилось не по себе и никак не получалось солгать. Казалось, что он видит ее насквозь. В его присутствии приходилось вести себя предельно осторожно, взвешивать каждое слово, чтобы не сболтнуть лишнего.

Августа лихорадочно выбирала из всех заготовленных оправдательных версий наиболее правдоподобную. Выдумка должна быть безукоризненной: Грейстоуна не проведешь. Да, граф чрезвычайно мрачная личность, всегда преисполнен чувства собственного достоинства, обладает поистине спартанской ледяной вежливостью и временами выглядит как напыщенный пуританин, но в отсутствии ума его не упрекнешь.

Поразмыслив, Августа решила, что выбора у нее нет: придется пойти на исключительную наглость, – и, заставив себя лучезарно улыбнуться, обратила лицо вверх, с легким удивлением взглянув на незваного гостя:

– О, добрый вечер, милорд! Вот уж не ожидала, что в столь поздний час кто-то еще заглянет в библиотеку. Вас удивляет мой вид? Да вот ищу… свою шпильку: обронила нечаянно.

– Ваша шпилька что, застряла в замке одного из ящиков?..

Августе пришлось, быстро изобразив удивление, резво вскочить на ноги:

– Господи, ну конечно! Вот же она! И как только она умудрилась туда попасть! Благодарю вас. – Дрожащими пальцами она вытащила шпильку и как ни в чем не бывало сунула в карман своего легкого халатика. – Спустилась сюда взять что-нибудь почитать: никак не могла уснуть. И вот пожалуйста: такая досадная оплошность – потеряла шпильку!

Грейстоун при неверном свете свечи неторопливо рассматривал ее улыбающееся лицо, понимая, что она лжет.

– Я весьма удивлен, мисс Баллинджер, что вас мучает бессонница. Любая другая леди на вашем месте давно рухнула бы без сил. Днем вы участвовали в состязаниях для дам по стрельбе из лука, затем – в длительной прогулке к старинным римским развалинам, потом – в пикнике, а вечером еще чрезвычайно много танцевали и играли в вист. Можно предположить, что после столь бурного дня вы должны просто с ног валиться.

– Да, разумеется, вы правы, но, наверное, все дело в том, что незнакомая комната, другая постель… Вы знаете, милорд, как иной раз бывает трудно уснуть, когда ложишься не в свою кровать.

Холодные серые глаза графа, похожие на замерзшее зимнее озеро, странно блеснули.

– Чрезвычайно интересное наблюдение! И как часто вам приходится ложиться в чужую кровать, мисс Баллинджер?

Августа растерянно уставилась на него, не понимая, обижаться или нет. На какой-то миг в глубине души у нее возникла твердая уверенность, что в вежливых словах Грейстоуна содержится явно неприличный подтекст, потом она все же решила, что ей показалось. Ведь это же Грейстоун! Он ни за что никогда не сделает и не скажет в присутствии леди ничего непристойного, только вот вряд ли он считает ее леди, мрачно напомнила себе девушка.

– Нет, милорд, у меня не было возможностей путешествовать, поэтому не приходилось спать не в своей постели. А теперь, с вашего позволения, я лучше вернусь наверх. Кузина могла проснуться и заметить мое отсутствие. Не хочу ее беспокоить.

– Ах да, прелестная Клодия! Ну разумеется, мы не хотим, чтобы наш Ангелочек переживал из-за своей проказницы кузины, не правда ли?

Августа нахмурилась. Похоже, в глазах графа она пала чрезвычайно низко, раз он воспринимает ее как дурно воспитанную взбалмошную девицу. Остается лишь надеяться, что хотя бы воровкой он ее не считает.

– Да, милорд, мне действительно не хочется тревожить Клодию. Спокойной ночи, сэр.