– Знаешь, я предпочитаю расшифровывать тексты на латыни и греческом, а не военные донесения, написанные симпатическими чернилами. Уверяю тебя: я нахожу истории Тацита куда более вдохновляющими, чем плоды трудов французских шпионов.

– Но подумай о том душевном трепете и подъеме, о той опасности, подстерегавшей тебя каждый день в течение нескольких лет! Подумай о той смертельной игре, которую ты вел со своим главным противником по прозвищу Паук. Как ты можешь не тосковать, вспоминая об этом?

– Единственные мои сожаления связаны с Пауком, – пожал плечами Гарри. – Нам так и не удалось сорвать с него маску и заставить предстать перед лицом закона. Что же до трепета, то он мне, право же, не знаком; поверь, задания, которые я выполнял, всегда воспринимались мною как тяжкое, хотя и необходимое бремя.

– Но выполнял ты их с блеском!

– Я просто старался решать поставленные передо мной задачи самым эффективным способом. Но война закончена и больше пока не предвидится, по крайней мере в обозримом будущем, а вот ты все никак не успокоишься: мало тебе экстрима в жизни, все нервы пощекотать хочется. И, надо сказать, возможности для этого ты стараешься отыскать в самых неподходящих местах. Неужели должность дворецкого – предел твоих мечтаний?

Питер состроил Грейстоуну гримасу, и его голубые глаза сверкнули лукавым весельем.

– В роли Скрагза, конечно, трепета маловато: во всяком случае такого, какой испытываешь, соблазняя жену французского офицера или похищая секретные документы, – однако и здесь есть свои прелести. Но самое большое утешение для меня – видеть, как радуется Салли. Боюсь, ей недолго осталось, Гарри.

– Знаю. Удивительная женщина! Сведения, которые она сумела добыть во время войны на приемах в Англии, оказались поистине бесценными. Она ведь отчаянно рисковала.

Питер кивнул, взгляд его стал задумчивым.

– Салли всегда обожала интриги. Так же как и я. У нас с ней много общего, и мне даже приятно охранять вход в ее драгоценный клуб. «Помпея» сейчас самое важное в ее жизни. Клуб приносит ей такое удовольствие! Кстати, при случае поблагодари за его создание свою юную приятельницу, этого сорванца в юбке.

Гарри сурово поджал губы:

– Да, Салли говорила, что легкомысленная идея создать дамский клуб по образу и подобию мужского целиком и полностью принадлежит Августе Баллинджер. И почему-то меня это вовсе не удивило.

– Ха! Это бы не удивило никого из тех, кто знаком с Августой Баллинджер. Вокруг нее вечно что-то происходит, ты же знаешь.

– К сожалению, да, отлично знаю.

– Хотя я убежден, что мисс Баллинджер пришла к мысли о клубе исключительно из желания развлечь Салли… – Питер задумался. – Мисс Баллинджер очень добра. Даже с прислугой. Сегодня, например, она принесла мне лекарство от ревматизма. Мало кто из великосветских дам стал бы утруждать себя заботой о каком-то дворецком.

– Для меня новость, что ты страдаешь ревматизмом, – сухо заметил Гарри.

– Я-то нет, а вот бедняга Скрагз – да.

– Ты только уж, будь добр, последи, чтобы в «Помпею» не пробрался кто-нибудь посторонний, Шелдрейк. Очень бы не хотелось, чтобы про мисс Баллинджер начали сплетничать.

Питер изумленно вздернул бровь:

– Ты беспокоишься о ее репутации, потому что дружен с сэром Томасом?

– Не только. – Гарри помолчал, рассеянно повертел в руках гусиное перо и тихо добавил: – У меня есть и другая причина постараться уберечь ее от скандала.

– Ага! Я так и знал! – Питер грохнул пустым бокалом о полированную поверхность стола и с торжеством в голосе воскликнул: – Значит, ты все-таки намерен последовать нашему с Салли совету и включить Августу Баллинджер в свой список? Ну согласись! И голову даю на отсечение, что она вскоре вытеснит всех остальных!