Отвожу взгляд к окну. Стараясь не пялиться на Алекса, соблюдаю наше негласное соглашение. Преодолеть себя нелегко. Хочется переместить глаза на парня, удостовериться, что он не пострадал от драки с Маккензи. Ничего не остается, кроме того, как гадать и трепетать от того, что Алекс на расстоянии моей руки. При желании я даже смогу дотронуться до него (не в этой жизни).

Так хочется достать лист и растянуть удовольствие от рисования рядом с объектом своих мыслей. Страшно и одновременно хочется рискнуть. Кровь бурлит от идеи. Я тянусь достать из сумки папку, но меня прерывают:

– Алика, как вы считаете?

Я хлопаю глазами. О чем он? Проглатываю тот шерстяной комок из невысказанного: «Я вас не слушала», и заламываю себе пальцы под столом. Вижу, как спина Алекса содрогается от смеха. Другие подхватывают его веселье. Я чувствую себя неуверенно, как котенок, брошенный на произвол. Поджимаю губы, сосредотачиваясь на разрастающейся обиде.

Молчание затягивается. Карраса это больше не веселит, как и всех.

– Хорошо, перейдем к обсуждению следующего вопроса. – Преподаватель легко переводит тему.

Я туплю голову в парту, пока часть ребят перешептывается. Стараюсь удержать себя от вспышки злости. Давлением на ручку выцарапываю в тетради слова.

Всегда. Гашу себя. Гашу себя. Гашу себя.

Мне кажется я родилась не в той семье. Не у тех людей. Мне чуждо все, что происходит. Это будто не мое. Будь моя воля я бы сбежала. Далеко-далеко. Туда, где никто не найдет меня. Купила бы домик в забытом Богом месте, занималась бы хозяйством, рисовала, рожала детей от любимого мужчину и строила семью. Во мне столько любви, чувств, которыми я хочу поделиться. Но здесь, в Нью-Йорке, в своей семье, в классе, с теми людьми, которые меня окружают, это невозможно. Я протягиваю руки, наполненные до краев теплотой, а меня шлепают по рукам. Тянусь, от меня бегут.

Несмотря на людей вокруг, не покидает ощущение – я изгой.

Я плюю на все правила, занимаясь тем, что нравится. Впервые за столько лет учебы в школе. Сейчас сижу и рисую на полях цветущую сакуру. Не знаю, что нашла в ней, однако каждый год в конце апреле – начале мая хожу на кладбище Грин-Вуд понаблюдать за цветением. Центральный парк и Бруклинский ботанический сад я стараюсь избегать из-за большого скопления людей в весенний период. Грин-Вуд спокоен по сравнению с ними, хоть и является популярным местом.

Старинное кладбище занимает огромную территорию. Побольше, чем некоторые парки города. Обойти Грин-Вуд за один день, вряд ли получится. Я блуждала по вымощенным тропинкам шесть часов и не обошла половину территории.

Погруженная в себя, не замечаю, как оканчиваются занятия.

– Будем командой?

Поднимаю глаза. Два голубых теплых шара направлены точно на меня.

Алекс разговаривает со мной? Я не уверена в собственной вменяемости уже второй раз за три дня. Сначала сообщение, а теперь прямой уверенный взгляд. И это предназначено для меня? Голубой оттенок глаз, от которого подкашиваются ноги, сравним с небом после дождя.

Алекс знает, о чем я вспоминаю, смотря ему в глаза.

Я вспоминаю то утро, когда он впервые…

Впервые…

Нет. Не хочу ворошить воспоминания.

Была бы Джес или Катрина, попросила бы ущипнуть меня. Да покрепче.

– Ты и я? – Как тупая рыба, выброшенная на сушу, потерявшая шанс на спасение, открываю-закрываю рот.

Алекс улыбается левым уголком губ и продолжает наслаждаться моей растерянностью. Он всегда умел смущать меня, не прилагая усилий.

– Ну да.

Каррас оглядывает класс.

– Для реализации проекта все разбились по парам. Остались мы.