Да, перед сном я заплела косу, которая у меня была шикарной – золотой, длинной, красивой… Наверное, мелкие кудряшки топорщились вокруг лица, но так как Инга была девушкой крайне миловидной, даже это выглядело очень мило. Я была в скромном закрытом платье, но оно подчеркивало тонкую талию и изящность фигуры. Грудь у меня была совсем небольшой, но в том-то и изюминка: ни у кого больше такой нет! Одна я такая уникальная, непохожая на других…

Короче, Людвиг залип на несколько мгновений, разглядывая сонную меня. Потом вздрогнул, зажмурился, а я усмехнулась. Да, я действительно нравлюсь местным мужчинам. Но пользоваться этим не собираюсь. Мне просто незачем…

Набросила плащ, волосы спрятала под капюшоном и произнесла:

- Ладно, спрашивай уже…

- Во-первых, я требую обращаться ко мне по статусу и на «вы» ... - начал Людвиг сурово, решив, наверное, бороться со своей симпатией ко мне при помощи гнева и проявлений дурного характера. - Во-вторых, я вообще не уверен, что ты всё это не подстроила собственными руками!!!

Ну вот, старая песня.

- И зачем мне это надо? – осторожно поинтересовалась я. – Если бы я хотела вас убить, то мне даже изгаляться бы не пришлось: просто оставила бы вас без помощи во время приступа, и дело с концом! Идеальный способ! Но я, как видите, в который раз вас спасаю! Так что... в чём вы ещё можете меня обвинить?

Людвиг нахмурился: похоже, он реально считал, что я добиваюсь его гибели. Слишком глубоким было предубеждение, слишком мучительной рана из-за потери брата…

Мне даже стало жаль его. Можно было бы обвинить княжича в глупости, ослиной упертости, недальновидности, но… ему было десять, когда погиб Маттео. Такие раны не закрываются вообще никогда и гноятся всю жизнь. В десять лет парень решил, что знахарки – это зло, поэтому не задумывается о других вариантах. Иногда то, что мы принимаем в детстве, идет за нами всю жизнь.

До сих пор помню одну забавную историю, которую использовала, когда писала статью о дурных привычках. Маленького слонёнка держали в неволе в весьма негуманных условиях. Держали не на цепи, а на верёвке, а эту верёвку привязывали к крепкому металлическому колышку. Слоненок пытался вырваться и раз, и два, и много дней подряд, но был слишком маленьким и слабым, чтобы справиться с этим. Потом он смирился, прекратил попытки освободиться и в конце концов привык. Шли годы. Он стал огромным сильным слоном, которого не то, что колышек – стальные прутья не удержат. Но его по-прежнему привязывали верёвкой к маленькому невзрачному колышку. И слон… был уверен в своем бессилии.

Просто потому, что в детстве он попытался справиться и не смог. Воспоминание о собственном разочаровании и стало его клеткой. То, что происходит с нами в детстве, формирует нас, и не всегда в хорошую сторону…

Так и Людвиг приобрел свою подозрительность и непримиримость в таком возрасте, когда еще не было силы и мудрости, когда душа была ранимой, а сердце легко разбивалось на части...

Поэтому мне даже не в чем его обвинить…

Выдохнула, набравшись ещё большего терпения.

- Я не желаю вам зла, Людвиг... – произнесла как можно мягче. – Я хочу вам помочь! Чем быстрее вы выздоровеете, тем быстрее я вернусь в деревню, на свободу! Поверьте, мне не хочется здесь быть также сильно, как и вам видеть меня! Давайте договоримся: вы больше не противитесь мне, а я… а я изо всех сил пытаюсь вам помочь! Может, клятву вам какую-нибудь принести, чтобы вы поверили?

Княжич слушал меня завороженно. Не знаю, что его впечатлило так сильно – мягкость моего тона или предельная искренность в голосе, но я остро чувствовала, что он легко поддается на уговоры. Что ж, это доказывает, что парень вовсе не тупой чурбан, а просто запутавшийся в своём прошлом человек.