Но найти информацию о его семейном статусе, например, было бы вовсе не сложно. Благо желтая пресса обожает полоскать каждого более менее известного человека этого города.

Но я самоотверженно запрещала себе что-либо узнавать, считая, что так старые раны затянутся гораздо быстрее.

***

— Жить будешь здесь, — спустя пять минут Роберт распахнул передо мной дверь скромной комнаты в самом углу второго этажа. Она больше похожа на каморку для швабр, нежели на пригодные для жизни апартаменты.

Но на роскошь я особо и не рассчитывала. Выбирать не приходится. Не подвал с наручниками – и на том спасибо.

Бросила на Роберта укоризненный взгляд, когда заметила на окнах решётки.

— Как долго? Как долго ты собираешься выяснять правду? День? Месяц? Может быть, год? — постаралась придать тону голоса доброжелательности, но гневный сарказм сочился из меня ядом.

— Столько, сколько потребуется, — жестко процедил он, не намереваясь больше тратить свое драгоценное время на пустой треп со мной.

Девочка, которую мужчина не спускал с рук, начала ерзать. Я ласково ей улыбнулась, успокаивая свою душу. Самое главное, что Пуговка дома и в безопасности. Надеюсь, горе - папаша больше не потеряет ее.

— Или до тех пор, пока ты сама не расскажешь мне правду, — закончил мужчина, проталкивая меня внутрь комнаты.

— То есть до тех пор, пока ты не выяснишь, что я ни при чем?! — не удержалась. Съязвила.

— Хватит болтать, — оборвал меня Роберт. — Дверь запирать я не стану. Но в доме полно охраны. Высунешь нос – сядешь под замок. Поняла?

Я закатила глаза.

Я что, по его мнению, какой-то умалишенный камикадзе - бежать навстречу верной смерти в лице этих амбалов с пушками за пазухой?

— Дочку покормить не забудь, — процедила сквозь зубы перед тем, как Роберт захлопнул дверь.

По ту сторону моментально послышался горький плач девочки.

Душу болезненно царапнуло от этих звуков.

И только тогда я поймала себя на мысли, что Пуговка заплакала из-за меня. На протяжении всего разговора с ее отцом, я бессознательно держала зрительный контакт с девочкой. И нам обеим было легче от этого.

А сейчас нас словно отрезало друг от друга прочной дверью.

Но плач удалялся по мере того, как отец уносил ребенка подальше.

Я села на жёсткую кровать возле окна и оперла лицо о ладони.

Ну? И как долго мне тут куковать?

***

Время близилось к ночи. За голым окном стягивались дремучие сумерки. В обед меня покормили, а на ужин принесли рыбу с рисом. Но рыбу я терпеть не могу, поэтому поклевала лишь рис.

Еду принесла экономка – женщина в возрасте с громадными очками на носу и добрым лицом. Однако, разговаривать она со мной отказалась. Видимо – запретили.

Я еще раз обошла комнату, разминая суставы. Простором здесь и не пахнет.

Голова гудела от странной реальности, в которую мне пришлось вдруг попасть. Наверное, правильно говорят – не делай добра, не получишь и зла. Но я тут же одергиваю себя от заблуждений. Душу окатило холодом от одной только мысли, что я могла пройти мимо и оставить Пуговку в горящей машине…

— Итак, — прогрохотал Роберт, без стука открывая дверь и вваливаясь в «мою» комнату. Я уставилась на него удивленно. Просто не ожидала, что сегодня сюда еще кто-то зайдет.

Но Самирова мое немое удивление не волновало. Он легким движением подхватил стул, который в его огромной руке выглядел каким-то игрушечным, развернул его спинкой ко мне, кивнул на кровать, и сел сам.

Пружина койки жалобно скрипнула. Не от того, что мои сорок пять килограмм показались ей слишком тяжелыми, а из-за того, что она уже слишком старая…