Встаю. Дрожащими пальцами застегиваю пуговицы пальто. Мотаю длинный шарф вокруг шеи. Шапку натягиваю.

— И куда ты пойдешь?

— Думаешь некуда? — с вызовом заявляю.

— Ты в зеркало посмотри для начала. Вон – все поплыло.

Театрально утираю щеки от потекшей косметики.

— Лучше?!

До боли знакомые губы поджимаются с недовольством.

— Оставайся здесь лучше. Я сам уеду. Завтра найдешь квартиру себе.

— Уедешь? — улыбаюсь я истерично. — К ней, да? — черт, я что, мазохистка?!

Вздыхает. А в глазах по-прежнему ни капли вины.

Не веря покачав головой, я не могу больше и слова произнести. Бросаю порицающий взгляд на прощание, и скрываюсь за дверью нашей квартиры.

Нашей. Нет. Его. Это его квартира. А я в ней, значит, была просто временным жителем.

Дура, думала, что у нас с ним семья. Крепкая. Нерушимая. Что мы до последнего будем друг за друга бороться. За малыша нашего будем бороться.

А ему, выходит, и не надо ничего этого? Так получается?!

И ведь это все еще не самое страшное. Через два дня у меня должна быть третья подсадка. Последняя. Если эмбрион и на этот раз не приживется – на ближайшее время все будет кончено. Выходит – вся подготовка опять была зря? От процедуры придется отказываться?!

Там, где было мое сердце недавно, заныло. Фантомные боли? Разве пустота умеет болеть?

Я верила. Я надеялась. Я так сильно ждала. А теперь? Что мне делать теперь?

На улице валит снег хлопьями. Красные фонари красят его в розовый цвет.

Останавливаюсь возле автобусной остановки и задираю голову к темному небу.

— Как так-то, а?! Ну как так-то?!

В пальто зябко. Снежинки падают на ресницы и даже за шиворот. Пропускаю один автобус. Второй. Просто не знаю я куда ехать.

Нужно погуглить ближайшие хостелы или отели, но я все продолжаю стоять.

Пятый по счету автобус уезжает без ценного пассажира в виде меня. А сразу за ним паркуется большой внедорожник.

Стекло медленно опускается.

— Девушка, у Вас все хорошо? — учтиво спрашивает вежливый мужской голос. Лица я не вижу. В салоне темно.

Пожимаю плечами.

— Знаете, нет, — усмехаюсь. Веду себя странно. Ну кто будет на улице рассказывать о неприятностях первому встречному?

Мужчина молчит пару секунд. Потом глушит двигатель и покидает авто.

Рассматриваю неравнодушного. Тяжко вздыхаю. Конечно, такого представителя сильных мира сего я могла встретить только с разводами туши на щеках и в застегнутом косо пальто. Иначе и быть не могло.

Мужчина стремительно огибает авто, приближается. Пальто темное, строгое. Такие же брюки, длинный кашемировый шарф служит скорее аксессуаром, чем источником теплоты. Под лакированными ботинками скрипит снег.

Подходит. Голову задираю. Высокий такой.

Улыбается мягко. Как будто по-дружески даже.

— Может, я могу чем-то помочь?

Я обессиленно улыбаюсь в ответ.

Не знаю, что именно коротит в моей голове, и что служит тому причиной. Может быть, шок. А может полная апатия и безразличие теперь ко всему.

Но вместо того, чтобы отвесить учтивому незнакомцу вежливую благодарность, и отправить его восвояси, я закрываю глаза и тихо произношу:

— Подарите мне чудо, а?

Не к нему обращаюсь-то даже! Совсем не к нему! К кому-то гораздо существеннее! Богу? Вселенной? Призраку Рождества? К кому-то, кто в силах снова вдохнуть в меня веру и надежду на светлое будущее.

Но Бог, Вселенная и Рождество отзываются голосом незнакомца: — Ну давайте попробую, раз уж Вам так сильно нужно.
Один глаз приходится приоткрыть.

— А вы, что, волшебник? — прячу ладошки в карманах пальто и улыбаюсь. — Ну если только чуть-чуть, — смеется мужчина.