Но, ведь, если отец малышки – Вадим, это не страшно?
Я не стану разыскивать и требовать помощи. Он и так осчастливил меня, подарив долгожданное Чудо.
О котором никогда не узнает...
— А к кому еще-то? — Катя уперла руки в пухленькие бока и посмотрела на меня строго. — Вчера только ты рожала. А сегодня еще никто. Своих то мы бы узнали. Вон, стоит, бедолага, к шарикам жмется, — кивает она на окно.
— К каким еще шарикам?
— Ну к воздушным. К каким. Розовым.
Я как-то слишком волнительно, судорожно втянула в себя кислород.
Ну не может же это Вадим быть? Мы ни разу не виделись после той ночи. О моей беременности он ни сном, ни духом. Ну с чего ему вдруг сюда заявляться? Да он ведь даже моей фамилии тогда не узнал, так что при всем желании ни найти, ни что-то разузнать обо мне, точно б не смог.
На негнущихся от какого-то дурного волненья ногах, я бреду ближе к окну.
Перед тем, как посмотреть за стекло, обновляю кислород в легких. Раз, два. Новый вдох.
— О Господи! Черт... — срывается с губ.
— Нельзя Бога и черта вместе поминать! — трясет рукой перед моим носом набожная Катька. — Ну что, твой все-таки?
Я смотрела на мужчину и розовые шары, которые он держал. И испытывала целый спектр эмоций.
— М-мой... — онемевшими губами отозвалась. — Ну, то есть, нет... Но...
4. Глава 4.
Юля.
— Что делаешь здесь? — кутаясь в старенькое пальто, спросила бывшего мужа. На дворе сентябрь. Двадцать шестое число. Бабье лето в разгаре. А мне зябко при виде Никиты.
— Поздравить, Юль. Поздравить пришел, — шары мне всучил. Не взяла. Отмахнулась.
Строго на него посмотрела. Исхудал и осунулся. Под глазами круги залегли. От лощеного Никитки не осталось и тени.
— Да хватит уже мучить то меня, ну?! Скучаю я без тебя! Умираю я без тебя! Ни спать, ни есть не могу! Работать не могу – все из рук валится.
— Ну уж секретаршу то ты как-нибудь в своих руках удержать постарайся. Расшибется ведь, бедная.
— Юль. Юля, ну. Прекрати, моя девочка, — хватает за плечи. — Ну нет никого. Уже полгода как смотреть не могу ни на одну. Приворожила ты меня что ли?!
Я язвительно ухмыляюсь.
— Да нет, Никита. Просто любила, — отмахиваюсь от когда-то таких родных рук и отхожу дальше на шаг. — Одна, наверное, такая дура была, среди всех твоих пассий.
— И я тебя любил, Юль. И сейчас продолжаю любить! Веришь мне?! — пылко признался. — Возвращайся. Давай все сначала начнем. А? Семью крепкую создадим. Снова распишемся. Ты ведь так и хотела? Все будет! Все будет, любимая.
Я устало растираю щеки ладошками. Достаю из кармана мобильник и бросаю взгляд на часы.
— Мне дочку скоро кормить надо, Никит. А ты..., ты, пожалуйста, больше не приходи. Устала я тебе каждый раз повторять, что ничего больше не будет.
— Нет, — муж отрицательно затряс головой. — Нет, я тебя не отпущу. Я жить без тебя не могу, понимаешь?
— Да что ты заладил?! — вскипела. — Жить не могу! Жить не могу! Дурью маяться хватит. Разбежались и разбежались. Не конец света ведь! Делом займись. И думать забудешь об этой любви!
— Не забуду! О тебе только и думаю! Ни о чем другом не могу!
— Так думаешь обо мне, что даже не спросил ни единого раза, есть ли нам жить где? Есть ли есть что?!
— Не́чего? — всполошился. Обшарил карманы пальто. — Сейчас, сейчас, — достал пару купюр, — мало тут. Но вот, карту тоже возьми.
— Да иди ты, Никит! — ударила его по руке. Карта выпала на асфальт. — Совсем дурак что ли? Ничего я у тебя не возьму! Ты ничего нам не должен.
— Я ведь отец... — раздувая ноздри, принялся заверять. А я уже готова была броситься ему глаза выцарапывать.