– Он что, забывал про съеденный обед, если снова приходил? – недоверчиво спросил Джулиан.

– Выходит, что так, – ответила хозяйка. – Забывал.

– Понятно, – усмехнулся Джулиан. – Учёные славятся своей забывчивостью.

– В какой-то раз я его трижды пригласила за один час, так он трижды и пришёл. И ничего, все три раза садился и ел. Вот ужо, коль вы плохо будете есть, так я вас тоже буду по три раза звать!

– Нас не придётся упрашивать, – рассмеялся Джулиан. – А можно мне ещё немного ветчины и салата?

В этот момент на крыльце раздались тяжёлые шаги, потом дверь отворилась, и в дом вошёл большой человек. В буквальном смысле большой и весьма могучего вида. Высокий, плечистый, с чёрной бородой и гривой таких же чёрных густых волос на крепко посаженной голове. Глаза у него были чёрные и блестящие, словно выточенные из двух кусочков каменного угля.

– А вон и мистер Пенрутлан, – обрадовалась хозяйка. – Это мой муж. Проходите, мистер Пенрутлан, садитесь за стол, мы уже почти поели.

Ребята встали и поочерёдно поздоровались за руку с хозяином фермы. Мистер Пенрутлан каждому угрюмо кивал и молча протягивал широченную ладонь, огромную лапу, покрытую чёрными жёсткими волосами. Энн почему-то испугалась его ладони, но в то же время ей хотелось её погладить, как по спине какого-то неопознанного животного.

Всё так же молча фермер сел за стол и стал ждать, пока жена не принесёт ему еду.

– Ну что, мистер Пенрутлан, что с нашей коровой-то? – спросила она, ставя перед мужем хлеб и ветчину.

– Угугх, – ответил мистер Пенрутлан и подцепил вилкой кусок ветчины. Это был огромный ломоть, а их на тарелке было не то семь, не то восемь.

– Отелилась, значит. Ну, слава богу, – сказала хозяйка, убирая со стола тарелки ребят. – Телёнок-то здоров? Бычок или тёлочка?

– Гукх.

– Выходит, тёлочка. А какого окраса?

– Грукх.

– Ишь ты, пёстренькая, значит. Белый с рыжим.

– Угугх.

– Ну вся в свою мать! – обрадовалась миссис Пенрутлан, умевшая каким-то непостижимым образом расшифровывать все мужние «угугхи» и «грукхи». – А как назовём?

Ребята едва сдержались, чтобы не воскликнуть хором: «Угукх». И правильно сделали, потому что на этот раз мистер Пенрутлан произнёс что-то среднее между «грым» и «кых».

– Ну, я так и поняла, – сказала хозяйка. – Назовём Ромашка. Вы, мистер Пенрутлан, всегда были большой молодец придумывать коровам имена.

Ребята нашли очень странным, что жена называет мужа не по имени, а только по фамилии, да ещё и на «вы» и с добавлением слова «мистер». Но виду они, разумеется, не подали, решив, что в Корнуолле так принято.

Они допивали молоко и молча смотрели, как фермер ест. А тот и правда поглощал пищу как-то уж больно ненасытно, будто за семерых. Сразу за всех ныне взрослых детей, которые жили сейчас где-то далеко.

Жена заметила, как ребята смотрят на него.

– Я же говорила, что он у нас большой прожора. Как и наши детки. Стоит в доме собраться всем сразу, уж я, бывало, забегаюсь. А накормить-то одного мистера Пенрутлана для меня и не труд совсем. Приготовишь полпоросёночка, а потом сиди весь день без дела. Вот почему я люблю, когда в доме гости. Ну что, наелись али как? Принести ещё чего-нибудь? Голодные, поди, остались?..

Ребята так насытились, что с трудом рассмеялись. Лишь Тим подал голос: «Гав», но и он был всем доволен. Миссис Пенрутлан сначала отдала ему остатки вчерашнего супа, а ещё бросила большую мясную кость, отложенную для супа на завтра. Сейчас его единственной заботой было придумать, как сберечь эту кость от хозяйских собак.

Вдруг мистер Пенрутлан издал какой-то новый звук, совсем не похожий на все предыдущие, и полез в свой большой карман. Он достал оттуда сложенную газету. Сам он читать газету не стал, а протянул её жене. Та развернула мятые листы, прочитала на последней странице объявление и радостно воскликнула: