– Чем вы ему так насолили? – тихо спросил Филипп. – Нашли себе другого?
Не сдержавшись, я презрительно фыркнула и ответила Филиппу красноречивым взглядом. По сравнению с женой Джеймса Мэнвилла обитательницы гаремов пользовались неограниченной свободой.
– Ну хорошо, – продолжал Филипп. – Над этим я ломал голову несколько месяцев, и поскольку так ничего и не понял, то решил сдаться. Как только завещание Джеймса будет прочитано, начнется кошмар. Атланта и Рей приберут к рукам все состояние покойного, а вам достанется ферма в Виргинии и пятьдесят тысяч – жалкие крохи. – Он прищурился, наблюдая за мной. – По крайней мере об одном я могу позаботиться: чтобы вы успели закупить все, что только можно, прямо сейчас, пока о смерти Джеймса еще не объявили во всеуслышание.
Слова «смерть Джеймса» едва не прикончили меня.
– Даже не вздумайте, – заявил Филипп, схватил меня за руку и поставил на ноги. – Пока что вам некогда горевать и оплакивать свою судьбу. Одевайтесь скорее. Управляющий магазина ждет.
Холодным весенним утром в половине шестого меня ввели в огромный универмаг и объявили, что моя задача – купить все, что только может понадобиться для дома на ферме в Виргинии. Филипп объяснил, что его помощник, посланный туда, не сумел осмотреть дом внутри, поэтому неизвестно даже, сколько в нем спален. Заспанный управляющий, которого подняли с постели ни свет ни заря, чтобы обслужить супругу Джеймса Мэнвилла, преданным псом следовал по пятам за нами с Филиппом и записывал каждый товар, на который я указывала.
Происходящее казалось сном. Я не могла воспринимать его всерьез и хотя еще не успела оправиться от потрясения, мысленно уже прикидывала, как буду пересказывать Джимми эту уморительную историю. Вот уж он посмеется! Я доведу до абсурда каждую забавную деталь, и чем безудержнее он будет смеяться, тем цветистее станет мой рассказ. «Только представь: я клюю носом, а меня спрашивают, какой диван я хотела бы приобрести!» – скажу я.
– Диван? – переспросил, позевывая, наш сопровождающий. – Какой диван?
Мне ничего не удалось пересказать, не было ни смеха, ни цветистых подробностей: больше я никогда не видела Джимми живым.
Но я делала, как велено, – выбирала мебель, посуду, постельное белье и даже бытовую технику для дома, который в глаза не видела. Все это выглядело так нелепо. Особняки Джимми были полностью обставлены, большинство – мебелью, сделанной на заказ, а огромные стерильные кухни вмещали любую утварь, какую только можно себе вообразить.
В семь, отвозя меня обратно домой, Филипп достал с заднего сиденья машины какую-то брошюрку.
– Я купил вам автомобиль, – сообщил он, показывая мне глянцевый снимок полноприводной «тойоты».
Я уже начинала просыпаться и чувствовать боль. Все казалось таким странным, мой мир перевернулся с ног на голову. Почему Филипп сидел за рулем сам? Обычно он пользовался одной из машин Джимми с шофером.
– Забрать драгоценности вы не сможете, – продолжал он. – Все они внесены в опись и застрахованы. Можете взять одежду, но думаю, даже в этом случае Атланта поднимет скандал. Ведь у нее ваш размер.
– Мой размер… – прошептала я. – Взять одежду…
– Вы, конечно, можете ввязаться в драку, – тем временем объяснял Филипп. – Но здесь что-то не так. Еще полгода назад Атланта намекала, что знает какую-то вашу тайну.
Продолжая говорить, Филипп искоса поглядывал на меня. Я поняла, что он снова спрашивает, не было ли в моей жизни других мужчин. Но когда? Джимми старался не оставаться один даже на секунду и не оставлял меня. «Боюсь, что меня заберет бука», – объяснял он, целуя меня в нос, когда я спрашивала, почему он всеми силами избегает одиночества. Джимми редко… нет, Джимми никогда не давал прямые ответы на личные вопросы. Он предпочитал жить «здесь и сейчас», в окружающем мире, а не в собственной голове. Не утруждая себя размышлениями, почему люди устроены так, а не иначе, он просто принимал их целиком, любил или ненавидел.