- Лиза, это все хорошо, но вот… если ты узнаешь обо мне что-то нехорошее, но я не буду виновата, как ты поступишь? И вот как раз тут наступает полная задница, Лиза. Я сейчас своих родителей… валемидин твой с собой? Хреново... а аптека тут есть рядом?

- Ты меня пугаешь, мать. Забыла, что мы команда? Да по фигу мне… рассказывай, я вся - одно большое ухо..

- Сначала валемидин... маме дам. Блин, театр какой-то, тупо драматический. Сама во все это не верю...

Мы купили лекарство и почти насильно влили его в маму, напугав ее этим еще до моей исповеди. Сидели, смотрели на неё и ждали, пока подействует. Потом папа не выдержал и рявкнул. И я стала рассказывать с того момента, когда мне предложили работу у Бэллы.

Они слушали молча, а я старалась говорить связно. Некоторые моменты, в частности о поцелуях, озвучивать было неудобно - при папе, но я же боец? И говорила, глядя ему в глаза. Не его я боюсь. Рассказала и про Ярослава, и про первый свой поцелуй, и честно призналась, что он мне понравился. И про то рассказала, что было потом, и все, что знала про Бэллу. А дальше зачитала вслух бабушкино письмо. Теперь они знали все.

Прибалдевшая Лизка затихла, выпучив глаза. Мама смотрела на меня со страхом, очевидно уже прокручивая в мозгу все те ужасы, что предположительно грозили мне.

Папа молча смотрел в окно, только желваки играли на скулах. Они с мамой внешне мало подходили друг другу. Она – милая, нежная, даже изысканная, очень женственная в своих платьях. А он сухощавый и невысокий, в вечных джинсах, с ранней сединой и сильный... очень сильный и не только физически. Эта сила – сила характера, была во взгляде, выражении и жесткой лепке его лица… Вот и сейчас - никакой паники. Он помолчал, обдумывая то, что услышал. Потом сказал:

- Мне бы взглянуть на этого Ярослава, Риша. Хочется составить мнение. В идеале - побеседовать.

- Папа, у нас сейчас вооруженный до зубов нейтралитет.

- Это с твоей стороны, - мягко сказал он.

- И мне не понятно - как ты объяснишь свой интерес? Обозначив мой?

- Почему? По его вине ты попала в неловкую ситуацию и пережила стресс. Не желаешь с ним общаться, но он не принимает это во внимание. Я считаю, что это веский довод, чтобы выяснить, что ему нужно от моей дочери и предупредить, что я не потерплю излишней настойчивости с его стороны. Логично?

- Это что – получится, я тебе нажаловалась?

- Ты пребывала в подавленном состоянии, глаза заплаканные, я настоял на объяснении.

- Ну-у... Не столько он и натворил, чтобы вот так его…

- А это уже неважно. Он у нас, извините, на данный момент единственный кандидат на помощь в дефлорации.

- Виктор! – вскинулась мама.

- Виктория! Я врач между прочим. Нормальный медицинский термин... Все серьезнее некуда и не до политесов. Получена четкая инструкция, хотя да - все чрезвычайно странно. Но я полностью доверяю твоей матери. Она уходила в здравом уме. И странности некоторые я замечал неоднократно. Угроза не иллюзорна, а реальна. За ней уже ходят по пятам. Подождем, когда перестанут церемониться и станут настаивать? А, может, не сочтут и это необходимым и просто умыкнут? Там темперамент, ты помнишь? - завелся папа, - к черту все! Я готов говорить с отцом Ярослава, если его сын настроен серьезно. А он настроен, уж поверьте мне, как представителю мужской половины - все признаки. Где я его могу увидеть, Арина?

- Ты что - хочешь вытолкать меня замуж? - поразилась я, - когда я и целовалась-то всего раз? У него баб было, как грязи... Он спорил на меня... Я его не знаю вообще... И что, что мне понравилось, как он целуется? С его-то опытом! – повторила я Лизкины слова. Она расхохоталась.