– Я… ну, я… – запинаясь, пробормотала Розамунда.

– Найти сейчас новое место очень трудно, мисс Фаркуарсон, тем паче без рекомендаций. Впрочем, я уверена, где-нибудь на фабриках работа есть. Или в поле – в наши дни многие молодые женщины работают стригалями овец, учитывая нехватку мужских рук.

– Вы не сможете так поступить… – Взволнованное лицо Розамунды стало почти таким же красным, как ее губная помада. – Я думала…

– Думали, что из меня можно вить веревки просто потому, что я не такая скандальная, как Камфот? Тогда вам придется кое-что переосмыслить, юная леди. Давайте начистоту. – Главная медсестра выпрямилась и развернулась к Розамунде. – Вы вели себя отвратительно с самого первого дня, как прибыли к нам. Вы выставили себя круглой дурой в интрижке с Сандерсом. И не делайте такое лицо – я не могла не заметить, что о вас сплетничают все санитарки. И бог весть, что о вас говорят солдаты первой военной палаты, когда остаются одни, если они и на публике не стесняются в выражениях. А сегодня здесь умирает человек. Одинокий, если не считать внука – который, как я теперь выяснила, едва с ним знаком и не хотел навещать его до сегодняшнего вечера, несмотря на несколько просьб. Думаете, у меня есть время на долгие беседы с вами? У вас есть возможность искупить свою вину, принять последствия своих действий и начать все с чистого листа. Я даю вам последний шанс.

Главная медсестра говорила ровно и спокойно, но слова ее ранили гораздо глубже, чем выкрики сестры Камфот. Розамунда попыталась ответить, но, открыв рот, поняла, что у нее нет слов, чтобы выразить свое потрясение. Главная сестра удовлетворенно кивнула.

– Оставьте выигрыш у меня, я запру деньги в сейфе, а утром, когда закончится ваша смена, вы сможете забрать свои девяносто фунтов. – Начальница сделала ударение на слове «девяносто», чтобы Розамунда не сомневалась – она выполнит свою угрозу.

Розамунда щелчком открыла бумажник, бросила пачку банкнот на стол главной сестры и пулей выскочила из кабинета. Будь она в состоянии хлопнуть за собой дверью – она бы хлопнула, но налетевший теплый ветер сделал это за нее, сотрясая весь офис своей силой.

Опустившись в кресло, главная медсестра уставилась на свои записи, на ключ в руке и на аккуратную стопку неоплаченных счетов на столе. Маленький кабинет вновь содрогнулся, когда следующий порыв ветра ударил по тонким дощатым стенам. Вспышка молнии на мгновение осветила небо за окном без штор, за ней последовал сильнейший раскат грома, и наконец хлынул ливень. Главная сестра откинулась на спинку потертого кожаного кресла и кивнула своим мыслям. По крайней мере, дождь на какое-то время избавит ее от посетителей.

Глава 6

У обитателя отдельного бокса в первой военной палате тоже выдался трудный вечер. Он уже некоторое время пытался сесть за письмо, которое следовало бы написать давно, но, хоть убей, не мог заставить себя взяться за перо. В предыдущие вечера это ему тоже не удавалось. Возможно, сегодня его сбивала яростная дробь дождя по железной крыше и ступеням крыльца, но он боялся, что такая неспособность выразить себя на бумаге – симптом более глубокого недомогания. Возможно, это от тоски по дому.

«Моя дражайшая Трой», – начал он вновь.

Взглянул на страницу, зачеркнул эти три слова и взял чистый лист бумаги.

«Дорогая Трой!»

Покачав головой, положил перед собой третий лист и попытался еще раз:

«Моя дорогая!»

И опять запнулся.

– Ты полный болван, Аллейн! – прошептал он сам себе, осознавая, что всего в нескольких футах от него палата, полная людей. Лишь тонкая перегородка отделяет ее от маленького бокса, предоставленного ему в качестве «штаба операции». – Трой далеко не дура, – продолжал он. – Она прекрасно понимает, что с твоей работой многое вообще нельзя рассказывать – это помимо того, что ты затрудняешься сказать лично, не говоря уж о бумаге. Бог знает, когда письмо вообще дойдет до нее. Просто напиши эти слова, тупой идиот!