– Да, – мягко перебил ее Энтони. – Думаю, я знаю все факты.

– Я тоже так думаю, иначе вы вряд ли упомянули бы об этом. – Она повернулась к Энтони и некоторое время смотрела на него в упор своими большими карими глазами. – Но вы не знаете о том, мистер Уолтон, что сегодня утром инспектор из Скотленд-Ярда на протяжении двух часов буквально изводил меня своими кошмарными вопросами.

В этот момент Энтони показалось, что чья-то холодная и безжалостная рука болезненно сдавила ему сердце.

– Боже! Это правда? – пробормотал он. – Я действительно ничего об этом не знал.

Мисс Кросс кивнула. Потом открыла было рот, чтобы что-то сказать, но у нее задрожали губы, и она поторопилась отвернуться от Энтони. Одновременно по ее телу волной пробежала легкая дрожь. А потом, совершенно неожиданно, вся ее выдержка, помогавшая ей контролировать свои чувства даже во время полицейского допроса, в мгновение ока исчезла – возможно, по той причине, что девушка ощутила исходившее от Энтони сочувствие, – и она, закрыв ладонями лицо, разрыдалась.

– Кажется, он думает обо мне… очень, очень плохо… – пролепетала она в перерыве между рыданиями.

Энтони смотрел на нее в панике, не имея ни малейшего представления, что ему делать, поскольку не обладал богатым опытом по части успокоения плачущих девушек. А ведь она не только рыдала, но и намекнула ему, что инспектор увидел в ней подозреваемую. Так, по крайней мере, думал Энтони, считавший, что Маргарет Кросс относилась к тому разряду особ женского пола, которые могут дать волю слезам только по очень серьезной причине. И в самом деле, какая женщина станет лить слезы и откровенничать с совершеннейшим незнакомцем, если у нее нет для этого очень серьезных причин? Похоже, мисс Кросс и вправду очень одинока в этом мире. Не говоря уже о том, что она, судя по всему, из-за обрушившихся на нее бед исчерпала все свои душевные силы и теперь находится на грани нервного срыва.

Если разобраться, мужчины почти не способны выразить сочувствие рыдающей женщине в вербальной форме, зато обладают другими средствами сделать это. Вот и Энтони, повинуясь инстинкту, обнял мисс Кросс за плечи, притянул к себе и положил ее головку на свое широкое плечо. Она – тоже инстинктивно, как если бы видела перед собой мать, – прижалась к нему, продолжая орошать слезами рубашку молодого человека. Энтони хватило ума все это время хранить молчание и не пытаться лезть к ней с утешениями в виде глупых и жалких слов, хотя сомнительно, что ему удалось бы выдавить из себя хоть слово, даже если бы он этого и захотел. Возможно, из-за того, что в эти минуты он испытал благоговейное чувство, будто держал в своих руках некую святыню. Как бы то ни было, этот сдержанный и довольно хладнокровный бритт, видя уткнувшуюся ему в плечо темноволосую женскую головку и чувствуя исходящую от ее стройного тела дрожь рыданий, ощутил у себя в горле предательский комок и сам едва не уронил слезу.

Постепенно, очень медленно плач начал затихать, а тело перестало содрогаться в такт рыданиям. Но как только это случилось, девушка мягко освободилась из объятий Энтони.

– Боже, какая же я глупая, – проговорила она, улыбаясь и глядя на Энтони мокрыми от слез глазами. – Да и нос у меня наверняка красный, а это некрасиво.

– Ни капельки не красный, – откровенно соврал Энтони, испытавший немалое облегчение при виде ее улыбки. – А очень даже хорошенький.

Маргарет сунула руку в сумочку и извлекла из нее небольшое зеркальце. Потом послышалось недовольное восклицание, после чего на свет божий явились пудреница и пуховка, а затем последовал ряд решительных действий, связанных с приведением лица в порядок.