Всеволод Романович развел руками.

–Лукавить не стану. Графа Иллариона Ивановича7 я знаю не слишком давно. За меня поручились высокопоставленные персоны, министр прислушался к их мнению. Других подробностей сообщить не могу, давал слово. А заслуги чрезвычайной важности, надеюсь, впереди.

–Примерно так я и представлял то, что произошло, – кивнул Платонов. – Что за дело у вас ко мне? Рассказывайте.

Левкович отложил столовые приборы.

–Вы, конечно, знаете господина Рыльского?

–Того, который дружен с Варварой Игнатьевной Шебеко8?

–Да.

–Скажем так: в целом осведомлен о его похождениях.

Вопрос, исходивший от Левковича, заставил Платонова чуть наморщить лоб. У него это считалось признаком любопытства. Что касалось упомянутого Андрея Аполлинариевича Рыльского, о нем можно было говорить долго. По словам завистников и недоброжелателей, происхождение его было покрыто туманом, а предки исповедовали иудаизм. Григорий Денисович доподлинно знал, что это не более чем навет. Рыльский вел родословную от русских мелкопоместных дворян Могилевской губернии, переселившихся туда после первого раздела Речи Посполитой. Своим стремительным возвышением он был обязан исключительно себе.

Начав карьеру с низшей ступени в департаменте Государственного казначейства, амбициозный и напористый молодой человек затем сменил канцелярский стол на место в Санкт-Петербургском частном коммерческом банке. Бурное развитие в период реформ сыграло ему на руку. Обладая даром убеждать людей и заводить полезные знакомства, Рыльский скоро преуспел. Банк остался позади. Андрей Аполлинариевич занялся самостоятельным предпринимательством, чему также поспособствовал выгодный брак. Супруга была старше него на шесть лет, ее первый муж, офицер гвардии, погиб в результате несчастного случая на маневрах.

Благодаря жене Рыльский получил входной билет в столичное аристократическое общество. А с Варварой Игнатьевной Шебеко он сошелся, наверное, благодаря похожести характеров. Известно, что беспокойные и деятельные люди притягиваются другу к другу, как небесные тела. Мимолетная беседа Андрея Аполлинариевича и Варвары Игнатьевны в одном из салонов положила начало тесным деловым отношениям. Их апофеозом десять лет назад стала история с концессией на постройку Ростово-Владикавказской железной дороги.

К таким концессиям и железнодорожному строительству с казенными субсидиями, вообще, приложили руку разные высокопоставленные сановники империи. Имея влияние на избранницу царя-освободителя, Варвара Игнатьевна повлияла и на состав акционеров, а посредником при сем выступил, разумеется, вездесущий Рыльский. Доставшийся ему изрядный куш он, по слухам, выгодно вложил в ценные бумаги и с тех пор отдавал предпочтение биржевым спекуляциям. Кроме врожденного нюха на прибыль, этот делец до недавнего времени знал многое из того, о чем избегали писать самые авторитетные газеты.

–Чем же вас заинтересовал господин Рыльский? – спросил Платонов, отпив из своей чашки.

–Видите ли, есть предположение, что он причастен к некоей политической интриге, – явно подбирая слова, ответил Левкович.

Григорий Денисович сильнее наморщил лоб.

–Я не ослышался? К политической интриге? Позвольте усомниться. Мне всегда казалось, что сего гешефтмахера привлекают только деньги.

–Я был того же мнения. Но буквально на днях поступили сведения, что он решил освоить неизведанную для себя стезю.

Платонов скептически хмыкнул.

–Нельзя ли всё-таки подробнее?

На гладком лице Левковича отразилось подобие страдания.

–Григорий Денисович, я бы с радостью, но связан не только честным словом, а и служебным долгом.