– Дéнге? – спросил Одинцов у врача, который смотрел на него снизу вверх через толстые стёкла больших очков.

Таец был невысоким, щуплым, взъерошенным и походил на школьника, стащившего у взрослых медицинский халат. Он поджал губы и сухо сказал:

– Мы предпочитаем называть болезнь вашего сына таиландской геморрагической лихорадкой, мистер Майкельсон.

– Хреново, – пробормотал Одинцов себе под нос.

Лихорадку денге он распознал по симптомам. В пути до Чанга температура у Мунина подобралась к сорока градусам; его трясло и тошнило, на коже проступила сыпь, лимфатические узлы распухли… Одинцов подумал, что на острове может не оказаться медиков нужной квалификации. Поэтому Леклерку было велено править сразу на материк: в десятке миль от Чанга через пролив располагался Трат – местный промышленный центр и столица провинции.

Врачи запретили женщинам сопровождать Мунина в инфекционное отделение, но с грозным Одинцовым предпочли не связываться. К тому же он убедительно играл роль Карла Майкельсона – отца приболевшего Конрада Майкельсона – и щедро подкрепил наличными просьбу скорее поставить мальчика на ноги, а ушёл, только убедившись, что Мунин окружён заботой.

Клара заглядывала Одинцову в глаза и спрашивала сквозь слёзы:

– Это очень опасно, да?

– Это вирус? Мы тоже могли заразиться? – беспокоилась Ева; для неё сейчас важнее всего было здоровье будущего ребёнка.

Одинцов успокаивал обеих, как мог. Объяснял, что историк не заразен, потому что вирус денге переносят комары. Твердил, что болезнь опасная, но излечимая. Мунин лежит под капельницей в отдельной палате, за ним круглые сутки присматривают и ухаживают по первому разряду…

– Колют антигистамины, чтобы слизистая не отекала, – говорил Одинцов. – Болеутоляющее, потому что страшно ломит суставы. Добавляют витамины, конечно: это в любом случае пригодится. Соки дают, молоко… В общем, Клара, кончай хоронить своего парня! Мы скоро на вашей свадьбе плясать будем.

Тут Одинцов осёкся и украдкой бросил взгляд на Еву. Она то ли пропустила слова о свадьбе мимо ушей, то ли сделала вид, что не расслышала. После объяснения на пляже оба вели себя так, будто ничего особенного не произошло. Одинцов позвал замуж, Ева отказалась… Пустяки! Дело житейское, как говорил персонаж двусмысленной детской сказки.

Клара шмыгнула покрасневшим носом.

– Мы не хотим жениться. Хотим просто жить вместе.

– Вот и живите, – тут же согласился Одинцов, уходя от щекотливой темы.

Он снял три номера в приличном отеле неподалёку от больницы…

…и уже на следующий день во время завтрака у стола компаньонов невесть откуда возник Дефорж. Увидав его, Одинцов вспомнил дурацкую шутку Мунина по поводу дня приближённого значения числа пи, подумал о нынешней дате и мрачно усмехнулся.

– Ну, конечно. Первое сентября, день знаний! А кто умножает знания – умножает скорбь…

– Увы, – подтвердил француз. Он сел на свободное место за столом и действительно не добавил веселья, когда без предисловий объявил Кларе: – Тебе надо лететь к родителям. Срочно.

– Зачем? – удивилась девушка.

Одинцов сразу понял зачем. Рассуждая на пляже о том, что Клара его не интересует, Дефорж соврал. Она и есть тот самый козырь, который француз приберёг на случай, если троица откажется от сотрудничества. Значит, решил больше не тянуть…

– В Зимбабве связь ужасная, – запоздало предупредил Дефорж, когда Клара сделала несколько безуспешных попыток дозвониться до родителей.

– А вы откуда знаете? – Она взглянула на него в упор. – Откуда вы вообще знаете моих родителей? И откуда вы знаете, где они?