Поэтому всю дорогу я просто пытаюсь взять себя в руки и порадоваться хотя бы тому, что я всё ещё жива и моим телом не смог воспользоваться этот мерзкий Давид в своих похотливых целях.

Мне трудно понять, сколько проходит времени, может полчаса, может больше. Мы едем в противоположную от города сторону, сначала по трассе, потом по старой грунтовой дороге. Начинаются редкие дома, это точно какой-то дачный посёлок или деревня, не знаю. В итоге машина останавливается перед одной из построек.

Мужчина молча выходит, открывает деревянные ворота, загоняет машину. Также молча открывает мою дверь, указывая на крыльцо дома.

Я, с опаской на него косясь, иду в указанном направлении. Мужчина открывает передо мной дверь, заходит первым, включает свет.

Захожу, оглядываюсь. Домик старый, мебель вся очень простая, из дерева, нет ни занавесок, ни ковров, но в доме тепло и чисто.

Мужчина хозяйничает на кухне, ставит ведро воды на старенькую газовую плиту, которая работает от газового баллона, стоящего неподалёку.

Кивает мне на стул около стола, взмахивает руками, жестами давая понять, чтобы я подождала.

– Вы не разговариваете? – спрашиваю тихонько.

Отрицательно качает головой.

Не знаю почему, но чувствую, что опасности этот немой старик не представляет. Рассматриваю его внимательнее. Седые волосы, невысокого роста, жилистый, явно тоже кавказец, глаза тёмные, но добрые. Сколько ему? Семьдесят? Больше? Не знаю.

Наблюдаю за его действиями, и это меня немного успокаивает. Он достаёт продукты из старенького холодильника, греет на газу какую-то кастрюльку, по кухне разносятся ароматы еды. А я вдруг понимаю, что даже не помню, когда вообще ела в последний раз. На стрессе я всегда теряю аппетит, а тут и вовсе. А сейчас вдруг просыпается желудок и требует еды.

Старичок снимает с печки ведро воды, кивает мне на дверь в соседнюю комнату. Встаю, захожу туда. Ага, это, я так понимаю, что-то типа деревенской ванны?

Хотя ванна, это громко сказано. Передо мной корыто, ведро тёплой воды, ковшик. Старик кладёт на низкий деревянный столик большое полотенце и выходит, плотно прикрыв за собой дверь.

Осматриваю себя, сглатываю. Ужас. Я вся в грязи, джинсы порваны на коленке, руки поцарапаны, ноги тоже. Осматриваю лицо в маленькое настенное зеркало. Глаза красные, лицо тоже перепачкано, но главное я жива. Раздеваюсь, становлюсь в корыто, начинаю мыться.

Здесь это делать неудобно, конечно, я бы мечтала сейчас оказаться в горячей ванной дома, и чтобы Рома дул на мои разбитые коленки, как когда-то давно, когда я упала с лестницы во дворе.

Становится очень тоскливо. Где же ты, Ром? Неужели ты сознательно обрёк меня на такие муки? Или же ты сам в беде и тебе сейчас ещё хуже?

Просыпается всё же желание бороться. Хотя бы за жизнь дочери, но и Рому нужно найти. Только сначала нужно выбраться самой.

Намыливаю всё тело, смываю мыло.

Заворачиваюсь в полотенце. Оно огромное и достаёт мне почти до колена, но выходить в таком виде к незнакомому мужчине я не готова. Что делать? Смотрю с тоской на свои испорченные вещи. Раздаётся стук в дверь. Нервно подскакиваю, но открываю. Старичок протягивает мне стопкой сложенные вещи.

– Спасибо, – принимаю с улыбкой.

Он разводит руками, как бы говоря, это всё, что он может мне предложить. Перебираю принесённые вещи. Явно мужская тёплая рубашка, и спортивные штаны. Надеваю всё это, штаны закатываю, затягиваю посильнее шнурки. Пойдёт.

Выхожу.

– Мне бы вещи свои постирать. Куда мне воду вылить из корыта? – спрашиваю осторожно.

Старик властно взмахивает рукой, типа, не моё это дело, указывает за стол. Там уже дымится суп, рядом на тарелке хлеб, кусочки варёной курицы, в кружке остывает чай.